Осада
Шрифт:
– Денис Андреевич, простите, я говорю сумбурно, дело даже не в самих солдатах. Просто ваши условия, как бы это сказать, кажутся мне несколько странными. Понимаете, мы вроде как стали самостоятельными.
– О чем вы это, Лаврентий Анатольевич?
– Я имею в виду Дальневосточную республику, включающую не только Приморье, но ряд других областей и краев.
– Лаврентий Анатольевич, прошу прощения за вопрос, а вы-то хоть за пределами Владивостока бывали, в путешествиях по вашим присоединившимся краям? Нет? Послушайте, вам не кажется, что все это есть плод вашего воображения, вас и ваших товарищей по несчастью, зачем-то свергших законную власть и пытающихся шантажировать уже нас? А я лично уверен в обратном. Я имел разговор сегодня утром с губернатором Камчатки, он уведомил меня, что ваш мятеж, не более, чем буря в стакане воды.
– Камчатка
– А что же входит? Лаврентий Анатольевич, одумайтесь, ведь по сути, вся ваша власть как у большевиков в семнадцатом, ограничивается стенами Владивостока. А то, что вам наговорили ваши товарищи из других регионов, так это исключительно головокружение от ваших же успехов. Я последний раз призываю вас одуматься и подготовиться к моему приезду. Немедленно освободить губернатора и всех удерживаемых вами государственных лиц и ждать меня у трапа самолета, вас и Устюжного. Я вам даю слово президента, что кроме потери имени и чести, вы более ничего не потеряете. А после сдачи города, можете спокойно отплывать в Японию, полагаю, вы именно на их деньги устроили балаган со стрельбой.
– Денис Андреевич…
– Вы меня понимаете, Лаврентий Анатольевич? – Дзюба вздохнул. Ну как тут объяснишь, без угроз и ультиматумов, простым человеческим языком, что у них все серьезно, что отделение от России уже свершившийся факт, что все изменилось за прошедшие дни, решительно все. Но нет, президент не хотел слышать подобного, принимая слова и.о. президента Дальневосточной республики за очередной демарш доставшей власть оппозиции, вечной оппозиции, которой никогда ничего не светит. Так всегда было, так вещали СМИ, никакие иные речения не допускались к эфиру. Кажется, Марков запамятовал, что бывает какая-то иная реальность, и так свято уверовал в нее, что перестал замечать разницу, более того, если что-то в жизни отличалось от телевизионной картинки, он, да и не один он, не верил глазам своим. А сейчас и ушам не верил.
– Вы беседовали с командующим Дальневосточного военного округа? – вопросом на вопрос ответил Дзюба.
– Я отстранил его от командования, назначив другого. Тот уже отчитался о проделанной работе: брожение в войсках, если и было, то пресечено в корне. Офицеры исполняют свои обязанности, младший состав на местах, борется с проникновением живых мертвецов в города и освобождает поселки. Как видите, я даже более осведомлен о вашей безвыходной ситуации, нежели вы сами.
Дзюба побагровел.
– Вы не желаете меня понимать, не желаете слушать никого, кроме ваших подхалимов, которые… простите, как фамилия нового командующего округом?
– Носов Алексей Павлович.
– Прекрасно. Я найду его и сегодня же вышлю вам спецрейсом. Может, тогда вы убедитесь в моей правоте, а не его бреднях. А после этого перезвоню и мы договоримся об условиях обмена солдат – ведь вы о них так и не вспомнили. И только потом…
– Прекратите паясничать, Дзюба!
– И не собираюсь. Более того, если вы попробуете прилететь, не согласовав со мной условия вашего прибытия, вам будет отказано в посадке. Может тогда до вас дойдет решительность наших намерений. И полнота нашей власти. Нашей, – с нажимом повторил он и, не прощаясь, с грохотом бросил трубку на рычаги. И долго сидел, дыша как после трех километров пробежки, глядя на старый дисковый аппарат с гербом России.
Наконец, вошла Надежда. Долго ждала, когда шеф обратит на нее внимание, наконец, коснулась его плеча. Дзюба шевельнулся, оглядел свою бывшую секретаршу, и медленно произнес:
– Полагаю, тебе пора стать первой леди. Что скажешь?
Она вспыхнула, смущенно потупилась и немедля кивнула.
85.
Осень потихоньку добралась и до этих краев, незаметно проникла на полуостров стылыми дождями и ветром с севера. Похолодало, градусов на пятнадцать, что после августовской жары казалось просто несусветной морозякой, подобную которой старожилы не могли или не хотели припоминать, а списывали все на приход российской армии. А то, что та же армия сейчас бежала со всего Северного Кавказа – это втолковать дедам не представлялось возможным. «На войне всякое бывает, – отвечали они, –вот тот Сталин до самой отходил Волги, но ведь потом поднял народ на победу и дошли наши до Берлина». А про брошенное в очередной раз на произвол судьбы население объяснять им не приходилось. Сами пережили. Как тут не вспомнить
Потом она рассказывала о советских солдатах, делившихся с выжившими своими крохами из заплечных мешков, и странно, он, мальчишка, все просил уточнить, кто же давал больше, и почему в ее рассказе так мешаются отступавшие и наступающие. Ведь нельзя же немцев сравнивать с нашими. «Конечно, милый, – отвечала мама, – я и не сравниваю». Он спорил, что немцы всегда немцы, а наши на то и наши…. Впрочем, ее отца именно наши уволокли в Сибирь на вечное поселение по доносу кого-то из односельчан, в следующем марте, сорок пятого, когда советская власть окончательно утвердилась и насколько смогла, очистила леса и дороги от банд националистов и солдат СС и вермахта.
Трудно сказать, почему он вспомнил об этом сейчас. Может, причина тому, то, как пришел к нему майор и что рассказывал в его кабинете, пытаясь представить вроде все в лучшем свете, но делая сердцу только больнее, особенно после того, как он поспешил сам во всем разобраться, немедленно сорвался и отправился в район Евпатории, где и произошло несчастье. Пока летел на вертолете в район происшествия, все спрашивал, уточнял, выяснял…. Но когда увидел разбитый УАЗ, рухнувший с дороги, сразу все понял. Еще не спустившись в лощину.
Тела уже убрали, убрали и всё, что везли бойцы, возглавляемые капитаном Святославом Корнеевым. Спустившись, он долго осматривал изуродованный внедорожник цвета хаки, пытался отыскать все то, о чем ему говорил майор – зачем. Все и так слишком очевидно.
Но все равно искал. Ведь ему лгали, очевидно лгали в лицо, да, пытаясь приукрасить, не сколько ради себя, или ради него – ради их общего дела. И сейчас он смотрел на груду металла, откуда вытащили трупы молодых парней, уже обращенных или не смогших обратиться и вспоминал слова отчета: «В результате нападения бандформирования на военный патруль погибло два человека, тяжело ранено еще двое. Подкреплением удалось оттеснить в горы и рассеять боевиков». Давно привычные сводки – разве не такие он и должен получать. Жаль, на деле вышло иначе.
По всей видимости, компания была навеселе, возвращалась из Евпатории в расположение своих. Немного заполночь, дорога тяжелая, трудная. Может, они просто устали. Вернее, он, за рулем сидел его сын. Легкое белое вино, музыка, девушки, все это осталось в прошлом, дурманящем воображение. Он читал, местные жительницы охотно вступают в контакты с солдатами, тем охотнее, с офицерами: как это почти всегда случается на оккупированных территориях на протяжении последних тысяч лет. Он мог рассказать про свою двоюродную тетю… нет, ни к чему еще одна дурная аналогия. Но все так же мучительно просто – машину занесло, он пытался выправить, ударившись наискось о дерево, она сорвалась в лощину, как раз за метр до отбойников. И кувыркалась около двадцати метров вниз по причудливой траектории, пока удар в старый тополь не остановил ее окончательно. Водитель и пассажир, сидевший рядом с ним, погибли, оба пассажира отделались сравнительно счастливо – их выбросило по дороге. Добравшись до горного серпантина, они и позвали на помощь. Или просили обезопасить себя от новых мертвецов? Ему этого тоже не расскажут.