Осень матриарха
Шрифт:
В самом деле: рождение ребёнка обессиливает женщину и вынуждает обратиться к защите того, кто ей его сделал. Как устроить, чтобы роды, напротив, увеличивали духовную силу?
Такой нюанс. Госпожа Фама трубила, что Сидна у меня от Ноя: всегда находятся особи, которым не по плечу и не по вкусу очевидность. Собственно, он сам подкормил госпожу Сплетню, когда полюбовно развелся с супругой, после родов абсолютно бесплодной: ей подыскали фигуру много значительнее и с готовыми пасынками в придачу. Сам не пошёл по бабам, а завязал - и по этой причине озлился на весь белый свет. Дом через забор от моего они продали. Кахин просто не заметил, что случилось: папа и мама бывали в "Дитятнике" так же часто или, вернее, по-прежнему
Всё стало каким-то тусклым. О Терги, какая тоска ворошить всё это лоскутьё...
("Они уже поняли, что на роль защитника со всей очевидностью претендовал сам отец и виновник юной Александры? Джен послал мне то, что должны дарить кровные родичи: костюм молодухи и пояс. Как супруг - преподнёс подземную цитадель. Но владел цитаделью он, и горами - он, я же - лишь через него. В равнинной части страны моя собственная власть истончалась - да и всегда была по сути никакой. Правительственный чиновник второго разряда, "дикая лесная эркени" в среде утончённых горожан. Свадебный генерал - в Рутене ведь именно так и говорили раньше? Преподаватель со степенью: магистерский диплом незаметно вырос в докторскую диссертацию самого штатского вида. Вечная ученица Братства, для которой у него не было никаких тайн. Но и никаких видимых причин, чтобы так сильно открываться перед непосвящённой, как это делалось".)
– Когда Оддисена выказывает свою добрую волю, некуда уклониться.
– сказала она вслух. - Если дарует знание, это опасно как раскрытие любой тайны, да только кинжал, вложенный в руку, может поранить её или владельца руки, но способен и защитить. Любая ценность по определению опасна. Любая информация - оружие, заточенное с двух сторон.
– И было ещё кольцо на той же руке, - напомнил Дезире.
– Как это? Не активизированное и не инициированное.
– Любишь ты словесные выкрутасы! - попенял ему Рене.
– Ещё одна неутешительная деталь. Я перестала нуждаться в противоположном поле. Нет, не по причине тотально возросшей нравственности, а так, словно рождение ребёнка до капли высосало из меня всю женственность. Хотя, скорее всего, это Оддисена так повлияла. Чтобы усвоить обильное знание, которым она меня орошала, нужен особый подъём духа.
– О-о, - посочувствовал Дезире.
– Мы с Рене так бы не сумели. Хотя нам иные грехи надо замаливать. Вражду кроет одна любовь.
– Не надо, Дезь. Лучше слушай давай.
– Чего уж тут, - рассмеялась Та-Циан в ответ на эти реплики. - Евнухи по призванию были всегда. Любовь мимо деторождения - тоже: одно уравновешивает другое. В некоторых культурах мужчина и женщина живут порознь и навещают друг друга. Что ненатурально - так это соединяться иначе, кроме как по прихоти, а размножаться хаотически. Пошло - создавать мёртвую сцепку, чтобы вырастить и вечно держать плод внутри. Сначала одной женщины, потом в круговых объятиях малой семьи, как принято в Европах и Азиопах, под конец - в коконе рода, который простирается вниз по реке времени до самых неандертальцев.
Так вот. У меня была семья в чисто азиатском понимании: не со стержневым корнем, но с ризомой, захватывающей полмира. Не по принципу "кто кого из кого выродил", а благодаря духовным связям. Вокруг моей особы собрался целый клан, субботним пристанищем для него был либо мой особнячок посреди городской деревни, либо покинутое гнездо побратима. Его арендовал некто Керг, полностью Кергелен: известный "теневой" юрист, которому теперь поручали вести свои дела бывшие деятели свергнутого режима. Та-Циан на том давнем расстрельном процессе, между прочим, защищал тоже он. Больше для проформы - мои обстоятельства были явны, как нос на лице. Однако же он старался как мог и, судя по всему, моя стойкость ему нравилась. А нынче он был среди тех, кто учил меня, как поладить с человеком, не стреляя ему в голову. Фигурально, имею в виду. Как
Итак. В заседаниях моего клуба или салона, разумеется, иногда участвовали сильно постаревшая Диамис и незыблемая Эррата. За последней стойко держалась репутация Нинон де Ланкло: сия знатная и знаменитая куртизанка времён кардинала Ришельё славилась тем, что в неё без памяти влюбился её же взрослый сын и, как гласит легенда, покончил с собой, устрашась инцеста. На седьмом десятке она была не менее очаровательна, чем в юности.
Так как наши дамы часто бывали в разъездах, услаждать слух Имрана, Хорта, Шегельда и Каорена с присными, а также выковыривать из стен стальных древоточцев и обезвреживать тараканов с металлокерамическими внутренностями приходилось лично мне. Эти четверо также были гастролёры: из Горной страны их мало-помалу выдавили примерно так же, как меня, в Эдинере и прочих столицах им самим не сиделось. Хорту приходилось ездить на медицинские сборища, а Имран вообще не делился подробностями своих похождений. Верный Тэйн вроде как и был не из их высокоинтеллектуального круга, но именно от него я черпала свои познания в современном искусстве силовой политики. Естественно, в роли хозяина виллы, примыкал к нам и Кергелен: они с Тейнреллом были почти земляки. Потомки заклятых друзей, причём родство весьма запутанного свойства просматривалось тоже.
Что происходило в земле моего сердца, я знала во всех тонкостях. Вам довольно знать, что Лэн-Дархан был ключом к тайным путям, ведущим в сухие равнины Эро, храм-лабиринт Тергов - скважиной для ключа, а сами горы со всей их путаной многомерной протяжённостью - замком от врат. Любое пышное сравнение хромает, топологическая точность никак не связана с системой образов, но отчего-то блеск понимания рождается из приблизительности, а не раскладывания всего и вся по полочкам.
Не знаю точно, кто пригрёб к делу Сейхра по прозвищу Гюльбешекер - фантастическое дополнение к нашей компании продвинутых чудаков. Утончённый вариант Керма. Шестидесяти лет от роду, метр с кипой, седой, курчавый, исчерна-смуглый и с жирной поперечной складкой на лбу, непосредственно из которой начинал расти "римский" нос, он был таким несомненным иудеем, что турецкое прозвище создавало когнитивный диссонанс. Свои труды по истории и археологии Древнего Востока Сейхр подписывал паспортным именем, довольно громким. Каким - не суть важно. Характер у него был не сахар, лацканы потёртого пиджачишка пахли отнюдь не розой, но крепким табачным перегаром, зато интеллектуальное обаяние и выдержанный авантюризм были самой высокой марки.
Судя по перечисленным признакам, привод его в салон был делом рук Диамис. Она умела выбирать из своих коллег особей в последней стадии интеллектуального безумия.
– О, так в Динане имеются даже евреи? - заинтересованно спросил Дезире, сверкнув глазами.
– В Динане имеется всё. Правда, недавних выходцев из Книги поначалу слегка корёжит, когда, по ошибке забежав в мечеть вместо синагоги, они видят в переднем дворе стайку явных христиан-йошиминэ, которые степенно ополаскиваются, распивают чай и в перерыве между намазами предаются богословским спорам. Но потом все иудеи привыкают к тому, что их особо не трогают, - никто, а значит, и ничто на свете.
Но вернёмся к теме. Я впервые за эти годы влюбилась - платонически и безответно. Вкусы у меня были, как вы помните, парадоксальные.
Кажется, тут стоило бы привести одну из Сейхровых баек.
"Давным-давно, когда все мы, ныне живущие, находились в одном Божьем замысле, Великий Динан был содружеством равных. Горы своим зубчатым лезвием делили его на две половины, но никто не искал чужого. Эрк и Эдин были по одну сторону хребта, Эро по другую, Лэн же всегда держал середину. И Братство Зеркала называлось лишь вот этими двумя словами.