Осень на краю света
Шрифт:
Дом представлял собой типичную дворянскую усадьбу в классическом стиле – длинное двухэтажное здание, выкрашенное в желтый цвет. Ровно посередине вход, под массивным фронтоном с четырьмя колоннами. Симметричные ряды чередующихся квадратных и сводчатых окон… Наверное, кабинет завхоза смотрел на задний двор. Хотя странно: капитан Сапегин не был специалистом в вопросах архитектуры, однако ему казалось, что такой элемент, как эркер, никак не вписывался в композицию здания.
– Это у вас позднейшая пристройка? – спросил он
– Что, простите? – дернулся Морозов.
– Эркер.
– А, вот вы о чем. – Завхоз обрадовался вопросу, оживился. – Это, знаете ли, весьма любопытная история.
– Вот как?
– О, да. Тут за перелеском железная дорога проходит. Меньше километра до нее. Вот оттуда аккурат в это окно в незабвенном восемнадцатом году прилетел фугасный снаряд, выпущенный бронепоездом с гордым названием «Смерть паразитам». Часть стены осыпалась. Потом, при ремонте, было решено сделать с угла еще один выход. Так и получился этот чудный кабинет.
– Что-то не слышал я про гражданскую войну под Калугой.
– Да что вы! – Морозов всплеснул руками. – Можно сказать, что гражданская война именно у нас в Калуге и началась. Первый документально зарегистрированный случай расстрела Совета солдатских депутатов контрреволюционными силами. Но, впрочем, вы правы. Боевых действий тут особо не велось. Просто проездом выбили контру из усадьбы генерала Шепелева, заодно и дом буржую попортили…
– Интересуетесь историей?
– Преподаю нашим детям краеведение.
– Ну тогда хватит. – Сапегин выставил ладонь. – Про краеведение мы с вами потом как-нибудь. А сейчас давайте про детей.
– Никто никуда не ходил, никто иконой не интересовался. – Голос Морозова поскучнел. – И вообще, товарищ капитан, наши дети не воруют.
– Ой ли?
– Именно так. Не обучены.
– Хотелось бы верить.
– Ну вот и верьте, – невежливым тоном посоветовал завхоз.
Снаружи звякнуло кольцо дверной ручки, скрипнули петли, в кабинет всунулась белобрысая голова – паренек лет десяти. С любопытством уставился на капитана, ощупал взглядом фигуру: видимо, искал кобуру.
– Чего тебе, Курдюков? – спросил завхоз, выглянув из-за Сапегина.
– Сказали, чтобы дядьку милиционера в столовую позвал.
– Да, точно! – снова обрадовался Морозов. – Вам обязательно надо попробовать стряпню наших хозяек.
– Ну ладно, пошли. – Сапегин поднялся.
Ребенок распахнул дверь. Морозов пошел вместе с капитаном. Чугунные ступеньки лестницы откликнулись на шаги низким гулом.
– Дядька, ты к нам пришел подземный ход искать?
Паренек нисколько не стеснялся незнакомого человека, даже наоборот – держался к нему поближе, пару раз брал за руку, направляя в повороты.
Вдоль длинного коридора первого этажа были развешаны картины: нелепые и добрые пейзажи и портреты – произведения детей. Картины располагались ровно напротив окон, и когда из-за туч выглядывало солнце, контуры оконных решеток четко отпечатывались на рисунках. Сапегин мимоходом отметил, что смотрится это весьма мелодраматично.
– Какой подземный ход? – спросил он у паренька.
– В подвале. Он через овраг и кладбище идет. В церковь. По нему мертвецы ходят. Они священников убили.
– У вас есть подземный ход? – обернулся Сапегин к завхозу.
– Мифы и легенды детдома.
– Дядя Вадим, вы же сами его искали! – возмутился ребенок.
– Не говори глупости, Александр! – строго сказал Морозов. – Понимаете, товарищ капитан, есть у местных поверье, что существует секретный тоннель, ведущий из усадьбы в церковь. Для наших воспитанников искать подземный ход – традиция, передающаяся из поколения в поколение.
Они свернули за угол – и сразу окунулись в запахи и звуки большой кухни. Паркет под ногами сменился кафелем.
– Неужели еще не нашли? – поинтересовался Сапегин у ребенка.
– Нашли. Только подвал заперт все время. Ты меня усынови, я тебе покажу.
– Курдюков! – фыркнул Морозов.
– Я подумаю над твоим предложением, – серьезно ответил Сапегин.
– А пистолет у тебя где?
– Пистолет? А зачем…
Глава 5
…боль, шумела кровь в ушах, перед глазами от резких движений начинали плыть мелкие белые точки. Незнакомая комната. Зеленый матерчатый шар абажура, беленый потолок с желтыми разводами сырости по углам, хромированная дуга кроватной спинки, двустворчатый старомодный шкаф, цветастые занавесочки на окне.
У изголовья кровати в плетеном кресле сидел бородатый мужик. Борода была не очень длинной, сантиметров пять – черная, с вплетениями проседи. Густые волосы коротко стрижены, с пробором ровно посередине головы. Мохнатый серый свитер с высоким горлом. Он сидел, но было видно: худой и высокий. Длинные ноги в черных джинсах и ботинках на толстой подошве вытянуты вдоль кровати.
– Кто такой? – Юрий Григорич неловко приподнялся на локте, покривился, когда движение отдалось болью над ухом.
– Как голова? – поинтересовался бородатый довольно приятным баритоном.
– Нормально голова. Ты кто?
– Отец Димитрий.
– Поп, что ли? – нахмурился Юрий Григорич.
– Типа того.
– А что на кладбище делал?
– Искал.
– Чего?
– Икону.
Глаза у отца Димитрия были расположены глубоко, как карнизы нависали мохнатые брови. Крутой лоб поблескивал. Юрий Григорич снова откинулся на подушку. Вместо пяти ламп в люстре осталось только две, проволочный каркас растягивал материю абажура – казалось, ребра выпирают из сведенного голодом живота. Рядом с проводом с потолка свешивалась слегка покачивающаяся на сквозняке нитка паутины, тень от нее плавала по стене.