Осень в Пекине
Шрифт:
— Увеличьте давление, — сказал Жуйживьом.
— Но я обожгусь! — возразил практикант.
— Ух, какой же вы, однако... — устало произнес профессор.
— Спасибо, — сказал практикант и покосился на рычаг.
— Остановите мотор! — приказал Жуйживьом. Практикант перекрыл горючее, сместил пуансон, и мотор встал, неуверенно покручивая винтом.
— А теперь, — сказал профессор, — мы пойдем испытывать его на просторе.
Практикант молчал, насупившись.
— Ну же, — подзадорил его Жуйживьом, — побольше энтузиазма, черт побери! Не на похоронах,
— Еще не на похоронах, — уточнил студент. — За этим дело не станет.
— Берите самолет и пошли, — сказал профессор.
— Мы его привяжем или так запускать будем?
— Разумеется, так. Зачем, по-вашему, я приехал в пустыню?
— Нигде еще я не чувствовал себя менее одиноким, чем в этой пустыне.
— Прекратите скулеж, — сказал Жуйживьом. — Здесь, между прочим, имеется красивая девица. Кожа у нее довольно непривычного цвета, но о формах ничего дурного сказать нельзя.
— Правда? — оживился практикант. Казалось, он начал понимать, чего от него хотят.
— Ну, конечно.
Практикант бросился подбирать детали самолета, которые ему надлежало соединить. Профессор удовлетворенно оглядел комнату.
— А славная у нас тут вышла клиника, — сказал он.
— Да уж, — отвечал практикант. — Для того, чем мы тут занимаемся, конечно... В этой дыре никто и не думает болеть. Я уже стал забывать все, что знал.
— Зато будете не так опасны, — успокоил его профессор.
— И вовсе я не опасен.
— Не все стулья разделяют вашу точку зрения.
Лицо практиканта окрасилось в царственно-синий цвет, а вены на висках начали судорожно пульсировать.
— Послушайте, — сказал он, — еще одно слово про этот стул, и я...
— Что же вы? — насмешливо бросил Жуйживьом.
— Я убью еще один...
— Сколько угодно. Мне-то что? А теперь пошли.
Профессор вышел, и его желтая рубашка осветила чердачную площадку ровно настолько, чтобы не дать ему оступиться на кособоких ступеньках. Практикант, напротив, не упустил случая свалиться, но, к счастью для самолета, приземлился на ягодицы. Так что внизу он очутился почти одновременно с профессором.
— Хитро придумано, — сказал Жуйживьом. — Но не могли бы вы все же пользоваться ногами?
Свободной рукой практикант потер ушибленное место; в другой он держал крылья и фюзеляж «Пинга-903».
Они продолжали спускаться и вскоре оказались на первом этаже. Пиппо за стойкой целенаправленно опорожнял бутылку «Турина».
— Привет! — сказал профессор.
— День добрый, патрон, — ответил итальянец.
— Все в порядке?
— Амудопулос решил выбросить меня вон.
— Не может быть.
— Он меня — экстрагировать. Как в заголовках. Взаправду.
— Он что тебя, экспроприирует?
— Во-во, так он и сказал, — закивал Пиппо. — Экстрагирует.
— Что же ты будешь делать?
— Э-э, я почем знаю? Мой место теперь в сортире. Все, финита, бобик сдох.
— Да он совсем спятил, этот фрукт, — заметил Жуйживьом.
Практикант начал проявлять признаки нетерпения.
— Мы будем запускать самолет или нет?
— Пошли с нами, Пипетка, — предложил Жуйживьом.
— Э-э, плевать я хотел на ваш кретинский самолет!
— Тогда до скорого.
— До свидания, патрон. Он прекрасен, как черешня, этот ваш самолет.
Жуйживьом вышел; ассистент поспешил за ним.
— Когда можно будет ее увидеть? — спросил он.
— Кого ее?
— Ну, ту красотку.
— Послушайте, как вы мне надоели, — сказал Жуйживьом. — Сейчас мы идем запускать самолет, и точка.
— Елки-палки! — вскипел практикант. — Сначала вы мне расписываете ее прелести, а потом — фьюить... по нулям! Вы просто невыносимы!
— А вы?
— Пусть так, я тоже невыносим. Но мы здесь уже три недели. Вы понимаете, что я за это время еще ни разу не ... !
— Серьезно? — удивился Жуйживьом. — Даже с женами технических исполнителей? А что же вы делаете по утрам в клинике, пока я сплю?
— Я занимаюсь... — замялся практикант. Жуйживьом сначала смотрел на него не понимая, потом разразился хохотом.
— Черт подери! — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что вы... Вы занимаетесь... Вот умора! Значит, поэтому у вас все время дурное настроение!
— Думаете, из-за этого? — с беспокойством спросил студент.
— Ну разумеется. Это же очень вредно.
— А вы? Вы никогда так не делали? — спросил он.
— Один — никогда.
Практикант замолчал, чтобы легче было дышать: они карабкались на высокую дюну. Вдруг Жуйживьом опять расхохотался.
— Что случилось? — спросил ассистент.
— Ничего. Просто я представил себе, какая у вас при этом физиономия.
Не в силах одолеть приступ смеха, профессор повалился на песок. Из глаз его брызнули крупные слезы, а голос съехал на удушливо-веселый визг. Практикант отвернулся с обиженным видом, разложил на земле детали самолета и, встав на колени, взялся прилаживать их друг к другу. Жуйживьом почти успокоился.
— И все же вы плохо выглядите, — повторил он.
— Вы уверены? — практикант не на шутку обеспокоился.
— Абсолютно уверен. Между прочим, вы не первый.
— А я думал... — пробормотал практикант, уставившись на крылья и кабинку. — Значит, вы полагаете, что другие делали это до меня?
— Естественно.
— Впрочем, я и сам так думал. Но неужели в такой же ситуации? И тоже в пустыне, где нету женщин?
— Разумеется, — сказал Жуйживьом. — А что, по-вашему, означает символ Святого Симеона-Столпника [45] ? Почему он все время так был занят своим столпом? Да это же очевидно! Вы Фрейда проходили, я надеюсь?
45
Святой Симеон Столпник (390—459) — христианский отшельник, проведший на столпе 26 лет.