Осень в Пекине
Шрифт:
— Нет, что вы, Фрейд нынче не в моде, — отмахнулся студент. — В эти бредни одни недоумки верят.
— Фрейд — это одно, а столп — совсем другое, — продолжал Жуйживьом. — Тем не менее, бывают «представления» и «переносы ощущений», как их называют философы, бывают комплексы и их подавление, и онанизм, как в вашем частном случае.
— Теперь вы мне, конечно, скажете, что я дурак набитый.
— Отнюдь, — сказал Жуйживьом. — Просто вы не очень умны, вот и все. Но это вполне простительно.
Практикант тем временем приладил
— А вы? — спросил он. — Вы как делаете?
— Делаю что?
— Не знаю, что...
— О, это очень туманный вопрос, — сказал Жуйживьом. — Настолько туманный, что граничит с бестактностью.
— Я вовсе не хотел вас обидеть.
— Конечно, я знаю. Но у вас прямо-таки дар соваться не в свое дело.
— Там мне было лучше, — тихо вздохнул практикант.
— Мне тоже, — ответил Жуйживьом.
— А здесь так муторно.
— Это пройдет. Во всем виноват песок.
— Песок тут ни при чем. Мне не хватает медсестер, других практикантов, больных...
— Может, и стульев тоже? — съязвил Жуйживьом. Студент покачал головой, и выражение горечи пятнами проступило на его лице.
— Вы всю жизнь будете меня этим попрекать? — спросил он.
— Потерпите, недолго осталось. До старости вы не доживете: у вас чересчур вредные привычки.
Студент замер в нерешительности, открыл было рот, но снова закрыл его и ничего не сказал. Он продолжал копаться в цилиндре и моторе. Жуйживьом заметил, что он вздрогнул и склонился над собственной рукой, как полчаса назад: длинная кровоточащая рана рассекла ему ладонь. Студент повернулся к профессору; он не плакал, только стал белый как полотно, и губы позеленели.
— Меня мотор укусил... — пролепетал он.
— Что вы такое ему сделали?
— Ничего я ему не делал... — сказал практикант и положил самолет на песок. — Больно.
— Покажите, что там у вас. Практикант протянул руку.
— Дайте-ка ваш платок, — сказал профессор. Студент достал свою грязную тряпку, и Жуйживьом с грехом пополам забинтовал кровоточащую руку, выказывая при этом все признаки отвращения.
— Так лучше?
— Вроде... — сказал студент.
— Я сам запущу его, — сказал профессор. Он подобрал самолет и умело завел мотор.
— Обхватите меня за туловище! — крикнул он практиканту, перекрикивая рев машины.
Студент схватил его обеими руками и прижал к себе. Жуйживьом отрегулировал впускной клапан, и винт закрутился так быстро, что края лопастей окрасились в бордовый цвет. Студент вцепился в профессора; тот едва стоял на ногах от вихря, поднятого пропеллером.
— Запускаю, — прокричал Жуйживьом.
«Пинг-903» рванул ввысь и пропал из виду. Потрясенный студент выпустил профессора и с размаху сел в песок. Он сидел, уставившись в одну точку — туда, где исчез самолет. Жуйживьом шумно перевел
— У меня рука болит, — сказал практикант.
— Размотайте эту тряпку, — велел профессор.
Рана на ладони зияла, раскрыв свои припухлые зеленоватые створки. В середине разрез был черно-красный и уже пенился маленькими быстрыми пузыриками.
— Эге! — сказал Жуйживьом, взяв студента за руку. — Надо немедленно обработать.
Вскочив на свои хилые ноги, молодой человек припустил вслед за профессором к отелю Баррицоне.
— А как же самолет? — спросил он.
— Судя по всему, он летает, — ответил Жуйживьом.
— Но он вернется?
— Надеюсь. Я его запрограммировал.
— Он очень быстро летает...
— Очень.
— Как же он остановится?
— Понятия не имею... Я об этом не подумал.
— Наверно, это песок во всем виноват... — сказал практикант.
Внезапно послышался резкий звук, и в метре над ними что-то просвистело; потом грохнул взрыв, и в окне ресторана вызвездилась дыра в форме самолета. Изнутри донесся звон падающих и разлетающихся вдребезги бутылок.
— Я — вперед, — сказал Жуйживьом.
Студент остановился и посмотрел вслед черному силуэту профессора, который летел со всех ног по склону. Над его старомодным рединготом мелькал воротник желтой рубашки. Профессор дернул дверь и скрылся за ней. Практикант снова взглянул на свою руку и ринулся вниз тяжелыми, неуклюжими скачками.
VII
Анжель надеялся разыскать Рошель и вернуться к Дюдю вместе с ней. Он спешил, торопливо взбирался на дюны и в несколько прыжков преодолевал спуски. Ноги его глубоко проваливались в песок, производя мягкий, приглушенный звук. Иногда он наступал на тугой пучок травы, и тогда жесткие стебли хрустели, распространяя запах свежей смолы.
Остановка 975-го находилась от гостиницы на удалении двух измерений. Для Анжеля — сущий пустяк. Рошель он увидел на вершине холма, когда она уже возвращалась. Сам он был внизу, хотел побежать навстречу, но не смог. Соединились они на середине склона.
— Здравствуйте! — сказала Рошель.
— А я — за вами.
— Где Анна? Работает?
— По-моему, да.
Наступила пауза; начало вышло не очень удачным. К счастью, вскоре Рошель подвернула ногу и для верности уцепилась за руку своего спутника.
— Не очень-то удобно ходить по песку, — сказал Анжель.
— Да, особенно на каблуках.
— Вы всегда выходите на каблуках?
— О, я вообще не часто выхожу из отеля. Большую часть времени я провожу с Анной внутри.
— Вы сильно его любите? — спросил Анжель.
— Конечно. Он ужасный чистюля, прекрасно сложен и выглядит таким здоровым. Мне безумно нравится спать с ним.
— А в интеллектуальном смысле... — Анжель постарался пропустить мимо ушей ее слова.
Она засмеялась.