Осень в Пекине
Шрифт:
Археолог пошел прочь. Бронза помахала Марену и Карло рукой.
— До воскресенья! — крикнул Марен.
— Чего рот раззявил! — одернул его Карло. — Эта девочка не про твою честь.
— Да он же старый хрыч, — сказал Марен.
— Размечтался. Он еще мужик хоть куда.
— Ну, значит, он ядреный старый хрыч. Такие тоже бывают.
— Вот заладил! — буркнул Карло и запястьем отер с лица пот.
Они легко надавливали на тяжелые, нависающие глыбы; те отваливались, грохались вниз, и взлетающий песок обжигал горло. Ухо рабочих привыкло к однообразному гулу машин, и они могли
Карло принялся мечтать вслух:
— Вот закончим...
— Мы никогда не закончим.
— Пустыня где-нибудь да кончается...
— Другая работа подвалит.
— И все-таки сможем прилечь ненадолго...
— Хоть остановимся...
— Нас оставят в покое...
— Там будет земля, будет вода и деревья. И красотка под ними.
— Мы перестанем рыть...
— Мы никогда не перестанем.
— Сволочь этот Арлан.
— Ни черта не работает, только деньги гребет.
— Никогда мы этого не дождемся.
— Может, пустыня нигде и не кончается...
Их одеревенелые пальцы стискивали рукоятки, кровь пересыхала в жилах, голоса звучали все тише, больше похожие на полушепот или сдавленный стон, заглушаемый лязгом механизмов; этот стон жужжал, кружась у мокрых от пота лиц, прятался в уголках обожженных губ. Под плотной тканью потемневшей кожи играли круглые, узловатые бугры мускулов; они двигались слаженно, как дрессированные звери.
Глаза Карло были наполовину закрыты; резкие скачки стального бура сообщались его рукам, и он управлял им не глядя, инстинктивно.
За их спинами уже зияла широкая тень вырытого рва с кое-как сглаженным дном, но люди все глубже втискивались в недра окаменелой дюны. Когда их головы опустились до уровня новой зарубки, на одной из далеких дюн мелькнули два силуэта: археолога и оранжевой девушки. Потом за спинами землекопов отделились и рухнули подточенные глыбы. В скором времени придется остановить работу, чтобы выбрать отрытый грунт; грузовики еще не вернулись. Ритмичные удары стального поршня по стержню бура и свист выталкиваемого воздуха отражались от почвенного среза с нестерпимой силой, но ни Марен, ни Карло этого не слышали. Перед их мысленным взором расстилались свежие зеленые луга, где среди сочной травы их ждали пышные, голые красотки.
V
Амадис Дюдю перечитал только что полученную депешу: письмо на фирменном бланке, за подписью двух членов Правления, включая президента. Смакуя с гурманским наслаждением написанные слова, он готовил уже звучные фразы для оглушения аудитории. Надо будет собрать всех в большом зале отеля, и чем скорее, тем лучше. Желательно—и даже всенепременно — после работы. Но прежде надо посмотреть, нет ли где у Баррицоне помоста. Кстати, заключительная часть письма касалась самого Баррицоне с его заведением. Решения принимаются быстро, когда за дело берется солидная организация. Чертежи железной дороги были практически готовы, вот только балласта все еще не нашли. Водители грузовиков не прекращали поисков; время от времени они давали о себе знать; а то вдруг один из них появлялся вместе с грузовиком и почти сразу же исчезал вновь. Амадис начинал уже терять терпение, но дорога тем не менее строилась. Правда, не вполне на земле: на сваях. Карло и Марен бездельничали. К счастью, Арлан умел выжать из них по максимуму; они вдвоем клали тридцать метров дороги ежедневно. Еще через два дня пора будет разрезать отель пополам.
Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — сухо бросил Дюдю.
— Буон джорно, — сказал Пиппо, входя.
— Здравствуйте, Баррицоне. У вас ко мне разговор?
— Си, — сказал Пиппо. — Они совсем обалдели, да, этот кретинский железный дорога положить перед мой отель? На кой он мне нужен, этот дорога?
— Декрет о вашей экспроприации подписан министром, — сказал Дюдю. — Я намеревался объявить об этом сегодня вечером.
— Это все дипломатический штучка заглавными буквами, — сказал Пиппо. — Когда они будут убрать этот дорога?
— Отель придется разрушить, чтобы дать место железной дороге, — объяснил Дюдю. — Я как раз должен был предупредить вас об этом.
— Что? — вскричал Пиппо. — Разрушить славный отель Баррицоне? А как же те, кто кушал мои спагетти а-ла-болоньезе и кто был с Пиппо всю свою жизнь?
— Весьма сожалею, но декрет подписан. Считайте, что ваш отель конфискован в пользу государства.
— А что же я? — спросил Пиппо — Мне куда приткнуться? Или снова траншей идти копать, да?
— Ущерб вам будет возмещен, — заверил его Дюдю. — Не сразу, разумеется.
— Пуррки! — прошипел Пиппо. Он повернулся к Амадису спиной и вышел, оставив дверь открытой.
— Закройте вашу дверь! — крикнул ему Дюдю.
— Это больше не мой дверь! — в ярости рявкнул Пиппо. — Сам закройте! — И он удалился, бранясь с южным резонансом.
Амадис подумал, что надо было бы изъять Пиппо вместе с его заведением, но затея чересчур сложная и формальности могут затянуться. Он встал, обошел свой кабинет и нос к носу столкнулся с Анжелем, который по известной уже причине собирался войти без стука.
— Здравствуйте, — сказал Анжель.
— Здрасьте, — бросил Дюдю, не протягивая руки. Он завершил свой обход и сел на место.
— Закройте за собой дверь, пожалуйста, — сказал он. — Вы хотите со мной поговорить?
— Да. Когда нам заплатят?
— Что за спешка?
— Мне нужны деньги, а зарплату должны были выдать еще три дня назад.
— Вы хорошо понимаете, что мы с вами находимся в пустыне?
— Нет, — сказал Анжель. — В настоящей пустыне не бывает железной дороги.
— Это софизм, — рассудил Амадис.
— Все, что угодно. Тем не менее 975-й приходит довольно часто.
— Это так, но нельзя доверять пересылку сумасшедшему шоферу.
— Зато кондуктор не сумасшедший.
— Я с ним приехал, — сказал Амадис. — Уверяю вас, он тоже не в себе.
— Очень долго приходится ждать, — заметил Анжель.
— Вы милый парень, — сказал Амадис. — Чисто внешне, я имею в виду. У вас... такая приятная кожа. Кроме того, я скажу вам кое-что, о чем вы должны узнать только вечером.
— Почему вечером, если вы хотите сказать сейчас? — спросил Анжель.