Осенние дали
Шрифт:
Снова в самую точку попал Владимир! Именно подобные гады клали черное пятно на тех, кто потом хотел честным трудом искупить вину. Снова Артема охватило чувство личной обиды, ненависти к Зилу, к его дружку-моргуну.
— Тебе, Артем, надо сделать еще один шаг вперед: выполнить гражданский долг. Порвал ты с уголовной компанией, к народу вернулся, а держишься будто… чужак. Забыл наш советский обычай? Плечом к плечу, рука за руку, и не пускать в свой круг вредный элемент… шпион ли он, грабитель — все равно. Варишься в заводском котле? Будь достойным его. Рабочие наши тебя приняли, я знаю. На что мастер Потапыч — барбос, а и тот недавно говорил: «Люпаев? Кошелек ему доверить могу». Каково?
И, видя, что Артем по-прежнему молчит, Зубарев продолжал уже настойчиво:
— Помнишь недавний Указ Верховного Совета об амнистии? Требовательность и великодушие — вот его основа.
Это Артем знал по себе. В колонии за отличное поведение, старательность в работе он сам вместо восьми лет просидел всего четыре с половиной года.
— Я, брат, хорошо помню этот Указ, — говорил дальше Зубарев. — По радио слышал, а потом специально прочитал в газете. О тебе думал. Ведь освободили всех заключенных, впервые севших на скамью подсудимых и приговоренных на срок до трех лет. Всех женщин с маленькими детьми, несовершеннолетних подростков, стариков. Здорово? Зато, с другой стороны, убийцам, насильникам, крупным растратчикам и всем закоренелым рецидивистам — никаких льгот. Упорно ведете паразитический образ жизни? Ладно. Тогда вас заставят работать в заключении. Что скажешь?
А что тут скажешь? Придраться не к чему. Таких, каким был раньше он, Артем, жалеют. А тех, кто затягивал его в темные дела, вроде Зила, не щадят. Люпаев внезапно перестал думать о себе. Не первый год знал он Зубарева и всегда удивлялся его серьезному, заинтересованному отношению к каждому вопросу. Владимир непременно узнает все подробности дела, о каком идет речь, взвесит их, а потом скажет не то, что приятно или выгодно слушающему, а то, что считает справедливым.
Давно еще Артем спросил его: «Ты ведь, Володя, в школе учился. Пятерки получал. Всегда думал, что из тебя агроном выйдет или зоотехник… бабочек собирал. А ты токарь». Зубарев ему тогда объяснил, что действительно после десятилетки собирался в институт, да в последний год войны убили отца на фронте. У матери их осталось трое, он самый старший. Пенсия небольшая, а чем сестренок кормить? Владимир и пошел на завод. Потом начались тяжелые годы восстановления, там женитьба. Жена уже была студенткой первого курса университета, изучала английский язык, и он отложил свою мечту, употребил все усилия, чтобы помочь ей закончить. И вот она теперь преподавательница, можно подумать о себе. Но сын Мишка растет, новая забота. Все-таки Зубарев не бросил надежды поступить в институт, теперь уже в технологический и на заочное. «Отяжелел, правда, малость, — говорил он. — Подзабыл многое. Но попробую».
Так, ничего не ответив хозяину, не притронувшись к остывшему чаю, Артем вдруг поднялся с дивана, сбросил у вешалки хозяйские шлепанцы, зашнуровал свои туфли.
— Пошел я.
Резкие перемены настроения у него были не редкостью, и друзья свыклись с ними.
— Обдумай все, — дал ему свой излюбленный совет Зубарев. — Обдумай. Уважение, брат, с неба в руку не падает, это не дождевая капля. Заслужить надо.
— Знаю.
Последнее слово Артем сказал уже в дверях, поправляя шапку на голове.
Вдоль улицы дул холодный пронизывающий ветер, срывая с лип, кленов редкие почерневшие листья. Темное, тучевое небо придавило крыши домов; не поймешь, то ли снег собирался, то ли дождь. Артем быстро шел вверх по тротуару к своему поселку. Задал ему Владимир задачу! Вишь чего от него ждут! Значит, людям мало того, что он стал честным человеком. Честных хватает и среди обывателей. А где их активность? Вот в чем гвоздь. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» — вспомнилась вдруг стихотворная строчка, заученная еще в школе.
Правой рукой он крепко сжимал в кармане тяжелый болт.
VII
После работы Артем побрился, надел новое пальто из черного грубошерстного драпа и пошел в центр города. Рано стемнело, на улицах слабым накалом горели фонари. Перед двухэтажным зданием Управления милиции, с вечно стоявшими у подъезда мотоциклами, автомобилями, опоясанными красной полосой, Артем беспокойно, исподтишка огляделся: никого из знакомых? — и вошел. В тускло освещенной передней с каменным полом нерешительно замялся.
— Вы, гражданин, по какому делу? — привел его в себя голос дежурного сержанта.
— Я… мне к начальнику уголовного.
— Нету его.
— У себя, — сказал спускавшийся по деревянной лестнице пожилой капитан в форменном пальто. — Уже вернулся из больницы.
— У себя? — переспросил дежурный сержант. — Тогда, гражданин, позвоните, может, примет. — Он тут же спросил у капитана: — Ну, как его женка? Камни в печени или… — Дежурный снизил голос, точно боялся громко назвать болезнь, о которой спрашивал.
Что ему ответил остановившийся капитан, Артем не расслышал: он набирал номер телефона. Только донеслись еще две короткие фразы: «Трудно Федотову», «Меньшой-то хроменький».
Выправив пропуск, Артем по застланной рыжей, стертой дорожкой лестнице поднялся на второй этаж, постучал.
Майор Федотов не заставил ждать перед дверью кабинета. Когда Артем вошел, он сидел за письменным столом и что-то писал. Редкие волосы его растрепались, падали на морщинистый лоб, но свежий воротничок, подшитый к форменному синему кителю, по-прежнему сиял белизною, как бы освещая жилистую шею, подбородок. Он кивнул Люпаеву на стул, долго еще строчил шариковой ручкой и, лишь когда отложил ее, спросил:
— Рассказывай, как живешь. На работе все в порядке?
Значит, узнал.
— Полный порядок, товарищ начальник.
— А дома? Дочка у тебя, кажется, растет?
«До сих пор под надзором держат», — подумал Артем и утвердительно кивнул.
— Освоился, значит, Люпаев? Ничего не мешает? Отлично… Да, ведь ты что-то хотел мне сказать? Слушаю.
От волнения Артем закашлялся, лицо его побагровело: он не знал, с чего начать. Майор Федотов пришел к нему на помощь.
— Не о знакомом ли из Болдова хотел сообщить? Что-то больно долго он у тебя загостился… без прописки. Что это за человек? Куда исчез?
Артем испуганно полупривстал.
— Вам… известно?
— Если спрашиваю, стало быть, что-то знаю. Как считаешь?
— Да… знаете.
— Продолжай.
Язык у Артема развязался. Он рассказал об Уразове все, что знал: про то, как жил с ним на Урале; про побег, про синюю «Волгу», лес и ограбленного «кожана»; даже про то, что за Зилом в заключении, по слухам, повисло нераскрытое «мокрое» дело.
Ни разу не перебил его майор Федотов. Затем хмуро встал, несколько раз из угла в угол прошелся по кабинету, поблескивая яловыми, зеркально начищенными сапогами. Вот когда лицо у него опять сухое, холодное, взгляд пронзительный, допрашивающий. Пожалуй, первое впечатление от майора у Артема было правильное. «Добренькими» такие лишь прикидываются, чтобы влезть в душу, лучше выпытать, а к терпению их служба приучает. В уголовный розыск слепленных из воска не берут — железных.