Осенние дали
Шрифт:
Он положил руку на плечо Тони Постоваловой, что-то зашептал на ухо. Девушка; смеясь, отрицательно покачала головой.
— Завтра не опаздывать, ребята, — вдруг нахмурясь, строго сказал Василий Ивашов. — Андреев велел переходить на шестнадцатый фундамент пятиклетьевого стана.
— Принимаем к сведению, — кокетливо проговорила рослая, медлительная в движениях зацепщица Валя Косолапова. — Обязательство свое помним: чтобы наш башенный кран и десяти минуток не простаивал зря. Точно, товарищ начальник?
Она улыбнулась Ивашову. Даже безобразный ватник, грязные брюки не смогли скрыть ее обаяния и молодости. Незлобивость, спокойствие Вали были известны всей бригаде. На заигрывания парней она смотрела с ленивой усмешкой, зато делала вид, будто по уши влюблена в Ивашова. Ее забавляло смущение, замкнутость, неразговорчивость бригадира.
— Ах, отцепись! — вдруг с досадой воскликнула Тоня и сбросила с плеча руку Лешки. — Гуляй сам по лесу!
Очевидно, Лешку обидело, что крановщица так явно не принимает ухаживаний. Он вдруг воскликнул:
— Де-есяти мину-ток не простоим? Часы будем терять… Да что часы — недели. Кран-то переводить надо добрых четверть километра. Это сколько времени потребует? Ми-ну-ток! Полмесяца, не меньше провозимся… пока демонтируем, пока перевезем на машинах, снова установим.
У стены воцарилось молчание. Рабочие, уже собравшиеся было уходить домой, вновь сбились в кучу, а коренастый, невзрачный Миша Судариков опустился на пригретую солнцем землю. Лешка затронул больной для бригады вопрос. Башенный кран достигал сорока метров в высоту — с доброе десятиэтажное здание — и весил двадцать пять тонн. Действительно, меньше чем за две недели такую махину не перебросишь к новому объекту работ. А терять время очень не хотелось: стройка гремела на всю Российскую Федерацию.
— Что-то надо бы придумать, — подытожил общее мнение Миша Судариков. — Может, перенести кран на вертолете?
Никто не засмеялся.
Мимо бригады с грохотом проходили пятитонные машины, наполненные цементным раствором, кирпичом. Фукая дымом, паровоз тянул по рельсам платформы, на них, синевато сияя под солнцем, лежали рулоны — многопудовые свертки стали холодного проката, которые сюда, на Нововербовский завод, привозили с Урала — из Златоуста.
— А что, если двинуть кран своим ходом? — сказала Тоня. — Я бы взялась.
— Подъем слишком крутой, — покосился на нее слесарь-монтажник Владимир Еловкин, любивший говорить веско, авторитетно. — Если бы прямой путь, а то, считай, метр в гору лезть. Тормоза могут не выдержать — вот и авария. И кран угробим, да и ты костей не соберешь.
Все вопросительно поглядели на Ивашова, как бы ожидая, что скажет он. Бригадир легонько махнул рукой.
— Айда по домам. Вот завтра пойду к прорабу, управляющему — там решат.
Все гурьбой потянулись со строительной площадки. За проходной будкой открылись ровные городские улицы с аккуратными новыми кирпичными домами, выкрашенными в кремовый, розовый цвета, с высокими соснами во дворах. От тракторного поселка за реку, в город Вербовск, несся трамвай с прицепом. Бригадники припустились к нему, прощально замахали Василию Ивашову. Он жил на окраине, на «Зоях», — совсем в другом конце Нововербовского поселка. Лишь Тоня Постовалова не побежала со всеми.
— А ты чего? — спросил Ивашов. — Пешком решила?
— В больницу надо. Подругу проведать.
— Тогда пошли, — сказал он несколько удивленно. — Нам по дороге.
Отбежавшая уже шагов на двадцать Валя Косолапова внезапно повернулась и, сделав вид, будто ревнует, погрозила Тоне:
— Отбить Василька хочешь? Глаза выцарапаю.
Что-то крикнул Ивашову и Лешка Усыскин, показал кулак. Он даже заколебался: не вернуться ли к Тоне? Трамвай подошел к остановке, и вся задержавшаяся было кучка монтажников побежала к нему еще быстрее.
Ивашов покраснел совсем по-мальчишески и сделал вид, что не обратил внимания на выходку бригадников. Вдвоем с Тоней они свернули вправо к бору. Бор жадно впитывал солнечные лучи, нагретые сосны испускали пряно-восковой запах хвои. Хотя редкие березы, клены еще лишь томились набухшими почками, сосен было так много, что, казалось, будто в лесу все буйно зеленеет. В колеях стояла густая коричневая вода, и под нею блестел ледок. Затененная деревьями земля оттаяла только сверху, в чаще было свежо, сыро, но солнце на открытых местах сильно припекало, и уже тянуло скрыться в холодок. Через весь лес шла прямая, очень широкая песчаная просека с глубоко продавленными колеями от самосвалов, и посредине ее тянулись высоченные, еще не почерневшие железобетонные столбы линии высокого напряжения. Просека упиралась в асфальтированное шоссе, застроенное новыми домами. В этих домах жил с матерью Ивашов, немного в стороне стояла и новая больница.
Несколько раз Тоня бросала на бригадира вопросительные взгляды, ожидая, что он заговорит. Ивашов шел с таким видом, словно дал зарок молчать всю дорогу.
— Ты, Вася, доклад, что ли, на стройке делал? — наконец не выдержала она.
— Какой доклад? — не понял Ивашов.
— Да вот я смотрю: язык бережешь, — с наигранной простоватостью продолжала Тоня. — Думаю, может, он у тебя устал.
Ивашов вспыхнул: краснел он легко.
— Какие нам с тобой вопросы решать? Все вроде ясно. На стройплощадке договорились.
— А тебя только работа интересует? — В зеленоватых смелых глазах девушки заиграли лукавинки: так иногда вдруг блеснет рыбья чешуя из-под озерной воды.
Белесые брови Ивашова сдвинулись. Три года назад, вернувшись из армии, он поступил в Вербовский строительный трест слесарем-монтажником. Девушки ждали, что он станет с кем-нибудь встречаться, женится. Ивашов избегал их, словно высоковольтных проводов. Стал ходить в восьмой класс вечерней школы, оттуда перешел в техникум: его назначили бригадиром. Девушки в бригаде обращались с ним слишком вольно, кокетничали, называли Васильком. Особенно донимала его Валя Косолапова. Поэтому стоило им завести разговор о чем-нибудь постороннем, не относящемся к делам бригады, как Ивашов мрачнел, отмалчивался.
— Ну, если ты, Вася, только работу признаешь, — вновь заговорила Тоня, — то давай о ней вопрос поставим. Давай все-таки кран своим ходом передвинем. Заместо двух недель в полсуток уложимся. Рискнем?
— Ведь ясно было сказано: профиль пути не позволяет. Слишком опасный подъем, тормоза не выдержат.
— Поднимемся.
Это уже Тоня повторила упрямо, знакомым Ивашову волевым движением крепкой маленькой руки заправила подвитые волосы под косынку. Не только крановщики СМУ-6, но и руководители строительного треста знали выдержку, настойчивость Тони.