Осенняя мечта
Шрифт:
– Прости… если сможешь… - тихо сказал я. Слова словно острые камни шли по горлу, - Это всё из-за меня: я не доглядел за проклятым Бориславом! Если тебе станет легче – ударь меня. Бей, пока не тебе не станет лучше, - и предупреждающе взглянул на пришедших со мной воинов, - Не вмешивайтесь!
Славомир колебался недолго. Отступил на шаг и как мог, ударил меня по лицу. Он бил меня отчаянно, вкладывая в удары исхудалых ослабевших рук последние силы. И потом осел… я подхватил его, сказал виновато:
– Прости, Славомир, - потому что он был не виноват. Совсем не виноват.
Помог ему встать, придерживал.
– Пойдём, - твёрдо сказал я.
– Куда? –
– В мой мир. Пока не вернётся отец, Черноречьем управлять буду я. Хватит уже глупостей и зверств Борислава! Мы и без того обессилили из-за многолетней вражды с соседями, - я повернулся к моим воинам, - Принесите мне бумаги о заключённых. Я хочу освободить всех, кто сидит тут из-за клеветы и чьей-то ненависти. А пока, Тихомил, позаботься о том, чтобы пленников хорошо накормили. Если завтра кто-то из них пожалуется на качество сегодняшнего ужина – я велю отрубить тебе голову.
Аристократ растерялся.
– Я не хочу проливать кровь невинных, - добавил я, - Но за невыполнение приказов и издевательство над людьми буду карать жестоко. Если понадобится – самолично отрежу преступникам головы. И плевать, как после казни меня будет мучить совесть!
Аристократ вдруг усмехнулся и радостно сказал:
– Вы наконец-то повзрослели, мой король!
Проворчал:
– Я – не король. Я всего лишь хочу сохранить родную страну и наш народ, пока не вернётся мой отец. И не смейте при мне говорить, что он не вернётся! Я верю, что отец всё ещё жив и однажды придёт домой! И не желаю отбирать у него трон!
У Славомира в глазах зажёгся некоторый интерес. Он даже захотел немного поговорить со мной. И во дворец отправился вместе со мной.
Я подозвал к себе молодого воина. Тот почтительно склонился передо мной.
– Как ведут себя горожане?
– Тихо сидят по домам, - доложил простолюдин, - Но на всякий случай один из наших отрядов патрулирует большую площадь, чтобы не дать там собраться большой группе несогласных. Другой отряд ждёт неподалёку, чтобы проводить вас ко дворцу.
Глубоко вдохнул, шумно выдохнул, и, неумело пряча волненье, спросил:
– А она?
– Она так и не поднялась после того удара, - грустно ответил воин.
– Вы должны были привести к ней лекарей! Вдруг ещё что-то… - голос мой дрогнул, - Вдруг ещё что-то можно было изменить?!
– Похоже, она была у Грани, - голос подчинённого зазвучал тише, - И потом… этот…
– Что потом? – с отчаянием уточнил я.
– Появился какой-то эльф – и унёс её тело. Мы пытались ему помешать, но он дрался так отчаянно, как будто обезумел – и никто не сумел к нему приблизиться, пока он готовил заклинанье. А потом этот остроухий переместился… вместе с ней… - воин виновато потупился, - Я не уберёг её. Вы должны казнить меня, мой принц.
Тяжело вздохнул и уточнил:
– Что было на лице того мага? Безразличие? Ненависть? Волнение?
– Когда он увидел её, распростёртую на мостовой, в луже крови, то на лице его появилось отчаяние и большая тревога, - доложил воин, не решаясь взглянуть мне в глаза, - И поднял он её очень аккуратно.
– Значит, тот остроухий не враг ей.
– Похоже, что эта девушка очень дорога для него, - добавил мужчина и замолчал, виновато потупившись.
Её тело забрал какой-то неизвестный эльф… Быть может, есть надежда?.. Эльфийские лекаря очень хороши, да и он… похоже она ему была дорога. О, как я хочу, чтобы он смог её спасти!
Взмахиваю рукой:
– Возвращаемся во дворец.
Чуть пройдя, обернулся к Славомиру:
– Тебе не трудно идти?
– Вот ещё! – сердито соврал тот и гордо поднял подбородок.
Я шёл и старался меньше смотреть на мостовую, на пятна крови на ней. Они как брызги кипятка впивались мне в душу… всё это – из-за меня… эти раненные люди… эти новые калеки… слёзы чернореченских жён, матерей и детей, которые скоро прольются на нашу землю, на неподвижные тела, которые ненадолго вернутся домой… всё это – из-за меня… Но… но если бы я оставил всё в руках у Борислава, то трупов и несчастий было бы ещё больше. Вот только… ничто не радует меня… из-за меня пострадали люди… много людей… я не хотел лишний раз давить даже насекомых, но этой ночью из-за меня ранили и убивали других людей… и это ужасно… Я никогда не отмою свою душу и свою совесть от пролитых этой ночью капель крови… но только, отдай я народ Бориславу, крови пролилось бы больше… Да и Цветану с Алиной он бы не пощадил… Хотя… если я буду дурным правителем, то это будут не последние мои жертвы. Но нет! Я должен! Я должен справиться! Чтобы никогда больше не повторялись ночи, подобные этой! Никогда!
У королевских ворот меня поджидало несколько десятков воинов. Поодаль, у высокой громоздкой темной каменной стены уныло сидели пленники. Их руки и ноги туго стянули толстыми верёвками, а оружие проигравших небрежно свалили в одну гору с другой стороны ворот. Кольчуги и шлемы, похоже, разобрали восставшие. Трупов не было, видимо, их уже куда-то перенесли. Многие из неудачных защитников уныло прислонились спинами к стене, словно им жизненно была необходима хоть на миг опора. У одного из мужчин, сидевших прямо, поодаль от стены, из неглубокой раны на лбу медленно стекала кровь, попадала на лицо, лезла в глаза, но он как будто не замечал её, превратившись в камень. Только его редкое глубокое дыхание разрушало иллюзию статуи, безразличной ко всему, происходящему вокруг.
– Вы так и не распорядились, что делать с ними, мой… принц, - громко, но вежливо произнёс аристократ, следовавший за Вячеславом в тюрьму.
– Придержите Славомира… - начал было я, за что получил убийственный взгляд от измождённого мальчишки и, пусть и неохотно, опустил его.
Он остался стоять, шатаясь, как травинка на ветру. А я подошёл к схваченным стражникам и грустно признался:
– Сейчас меня переполняют противоречивые чувства. С одной стороны, я рад: вы столь яростно защищали дворец и Борислава, что только количеством нападающие смогли вас одолеть. С другой стороны, мне горько, что столь рьяных защитников оказалось мало. Если бы не трусливое бегство других стражников, если бы не их низкий переход на нашу сторону, я и мои люди не смогли бы пройти дальше этих ворот.
Лица воинов и нескольких пленников недоумённо вытянулись. Кто-то из моих воинов смущённо потупился. Лица одного молодого воина и высокого старика стали пунцовыми от стыда.
– Я не могу вас просто так отпустить, хотя и до глубины души тронут вашей отвагой и преданностью моему брату, - я грустно переводил взгляд с одного пленника на другого, - А приказ о вашей казни большими пятнами покроет мою душу.
Повисла гнетущая тишина. В лицах некоторых пленников зажглась надежда, кто-то из них опустил голову, чтобы не позволить другим разглядеть её, понять, насколько глубоко им хочется жить. Лица других исказились от презрения. Один лишь мужчина с раной на лбу по-прежнему сохранял спокойствие. Он понимал: обычно новый хозяин замка сразу же спешит избавиться от слуг прежнего, но возможность переступить Грань в ближайшее время как будто не волновала его.