Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
«В доме суета. Готовимся к первомайскому празднику. Торжественное настроение. Стол почти накрыт. Осталась мелочовка. Поглядываем с мамой на часы. Скоро должен прийти отец. За последнее время он резко изменился. Бросил пить. Сейчас ждем его и волнуемся. Не сорвется ли? Ведь такой праздник. Но вот пришел отец, как и обещал. Совершенно трезвый. Мы с мамой в восторге. Сели за стол. К еще большему удовольствию, отец отпил всего один глоток и то сухого вина, Он весел. Внимателен. Отец ел и хвалил приготовленные блюда. Особенно нажимал на пирог с капустой.
– Отличный пирог. Отрежь-ка еще кусочек, - обращается он к маме.
Мама счастлива и радостна.
– Куда ты дел кирпич?
– спрашиваю я.
– Какой кирпич?!
– насторожился вдруг отец.
– Мы хотели с Мариной поточить нож и не нашли его, - говорит мама, с сожалением глядя на раскрошившийся кусок пирога.
– Пустил в дело. Неужели вы думаете, я его прихватил для точки ножей?
– отвечает отец и, как мне показалось, почему-то прячет от нас глаза. Мы давно так дружно и весело не сидели. Слава богу, в доме наконец-то устанавливается теплый климат.
Позвонил Виктор. Поздравил с праздником и пригласил к себе.
Второго мая была у него на даче. Чествовали Ивана Петровича - отца Виктора. Он за какие-то серьезные труды награжден орденом Ленина. Гостей было много. Кругом оживление, умные разговоры. Бесконечные тосты, поздравления. И все же где-то скучновато. Из магнитофона лились звуки танго, но никто не танцевал. Мы с Виктором прошлись два раза, и на этом все закончилось. По-прежнему беспрерывно надрывался телефон: продолжались поздравления.
Мужчины разделились по группам. Кто обсуждал международные вопросы, кто служебные дела.
Мне это наскучило, и я попросила Виктора незаметно улизнуть в сад. Но не тут-то было. На пути появился Иван Петрович.
– Как поживает Алексей Иванович?
– обращается он ко мне.
– Спасибо. Хорошо. Передает вам привет.
– Скажите ему... Впрочем, сейчас не могу... Так хочется тишины...
– Вид у вас измученный...
– Досталось ему, - вставил Виктор.
– Пришлось немного... Но ничего, отдохнем. Передайте и мой привет Алексею Ивановичу. Извините, я, кажется, вас задержал, молодые люди.
Мы вышли с Виктором в сад. Я еще не была здесь, поэтому для меня все было в диковинку. Двухэтажная дача утопала в сосновом лесу. Перед домом - большая клумба с тюльпанами. Дорожка к дому по бокам обсажена примулами, тюльпанами. В мае они уже зацвели. Красиво. Чистый воздух. Пьянящий запах хвои. Кругом все начинает зеленеть. Представляю себе, что здесь будет в пору общего цветения.
– Как хорошо здесь!
– невольно вырвалось у меня, когда мы сели в диван-качалку, под красивым разноцветным тентом. Виктор толкнул диван, и мы, поджав под себя ноги, начали плавно раскачиваться.
– Хорошо. А ты все упрямилась приехать сюда. Я рад, что тебе здесь нравится, - говорит Виктор, нежно обняв меня и поцеловав в щеку. Я повернулась к нему, и мы оба замерли в долгом поцелуе.
– Вот они где, - вдруг как гром среди ясного неба раздался голос мамы Виктора.
– Я пришла за вами. Пошли, - тоном, не терпящим возражений, закончила она.
Смущенные и покрасневшие, мы пошли за нею вслед.
Когда мы вошли в дом, гости уже сидели за столом. Все ждали нас. Продолжилось прерванное застолье.
Отношения с Роджерсам развивались по плану, разработанному чекистами. Доверие Роджерса ко мне и моим сообщениям вроде бы укреплялось и, судя по всему, сулило ему обнадеживающие перспективы.
Очередное письмо от Роджерса вызвало разные суждения и предположения. Оно было коротким и лаконичным, как призыв к атаке.
«Дорогой друг! 20 августа в 18 часов 10 минут будьте у входа метро «Кировская». Вот и все.
– Что бы это означало?
– обращается полковник ко мне и Владимиру Николаевичу.
– Передать что-то хотят, - первым откликаюсь я.
– Мне думается, что это идет проверка...
– отвечает Владимир Николаевич.
– Выходит, не доверяют?
– удивился я.
– Доверяя, проверяй - - одно из обязательных условий работы разведки... Михаил Петрович, мне кажется, Роджерс переходит к чему-то важному... Извините...
– говорит Владимир Николаевич, вставая с дивана и направляясь к окну.
– А если и то, и другое?
– говорит полковник, провожая взглядом Насонова.
– Возможно... Но сейчас не тот вроде бы резон, - отвечает Насонов.
– Почему?
– словно на экзамене допытывается полковник.
– Слишком большой риск. А во имя чего? Есть более безопасный способ передачи - тайник. Михаил Петрович, а на улице начинается дождь.
– В голосе Насонова звучат радостные нотки.
Полковник при этих словах быстро подошел к окну.
– Наконец-то дождались, - говорит он, задерживаясь около Насонова.
Подошел и я. Все мы обрадовались долгожданному дождю. Лето в этом году выпало жаркое, засушливое. В лесах Московской области уже кое-где отмечались пожары.
– Вот вы говорите, что риск в данном случае как бы не соответствует обстоятельствам сложившейся ситуации. А знаем ли мы, что на данном отрезке времени они затевают по ту сторону?
– спрашивает полковник, возвращаясь с Насоновым на прежнее место.
Я тоже последовал за ними.
– Понимаю, - отвечает Насонов.
– Надо быть готовым ко всему. Подумайте, как понадежнее обеспечить Алексею Ивановичу встречу, - говорит полковник, усаживаясь на диван.
Мне не терпелось, как и в прошлый раз, задать вопрос: «А почему я должен быть у метро именно в 18 часов 10 минут? Зачем тут еще минуты? Куда проще ровно в 18 часов - и никаких гвоздей».