Ошимское колесо
Шрифт:
Из-за укрытия стены появилось около двадцати солдат с Мартусом во главе. Я не понимал, куда делись остальные за столь короткое время. Мартус вытащил меч и, судя по его виду, собирался атаковать.
Я оглянулся и, увидев, что самый шустрый послушник всё ещё в сотне ярдов позади, остановился. Клок-и-болей не ранить. От них надо держаться подальше и ждать, пока они перестанут дуть. Маленькие могут протянуть около часа. Я получил рапорт об одном вихре девяти футов, который дул полдня…
Я резко вздохнул.
– Беги, придурок!
Мартус оглянулся и заметил меня на стене. Даже с такого расстояния его лицо выражало то, что и должно
– Тебе его не ранить, тупой ублюдок! – Послушник уже миновал надвратную башню и уже бежал ко мне, не беспокоясь об обрыве сбоку. Ещё двое бежали позади него, а за ними и сам гигант.
– Чёрт. – Не давая себе подумать, я вытащил меч Эдриса Дина и, ругнувшись, сбросил его со стены. – Бери! Он уничтожает мертвецов! – И побежал. Я пожалел о своём жесте, не сделав и двух шагов – хоть у меня и не было намерения остановиться и сражаться. Будь я проклят, если мне нравился Мартус, но мы оба любили нашу мать, а это уже связь… хоть что-то… и я не собирался терять двух братьев за одну ночь. И к тому же без мешающего меча бежать можно намного быстрее.
Примерно в трёх сотнях ярдов от надвратной башни стена изгибается и подходит близко к зданию, где висят консервированные окорока и другие копчёности, готовые отправиться на кухню. Я знал это, поскольку однажды мне пришлось с боем прорываться по главному складу после падения через крышу. Прыгнуть со стены туда чертовски нелегко, но если набрать хорошую скорость и умудриться прыгнуть в нужном направлении, то всё получится.
Важный элемент приземления на крышу – знать, где проходят стропила, которые могут принять на себя удар твоего прибытия. Я приземлился, растянулся, и немедленно начал соскальзывать. Яростно суча ногами и руками, и в то же время пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха в опустошённые лёгкие, я смог подняться, засыпая землю внизу терракотовыми плитками. Конька крыши я коснулся, когда первый послушник с грохотом приземлился позади меня. Я подтянулся, а он соскользнул и упал без звука, забрав с собой ещё больше черепицы. Второй послушник провалился через крышу, когда я поднял ногу на конёк и начал продвигаться по нему, разведя руки, так быстро, как только осмеливался, и быстрее, чем было бы разумно. Третий послушник попал в крышу над стропилом и умудрился не соскользнуть.
Здание, на котором я находился, граничило с другим, более высоким строением, содержимое которого было для меня загадкой благодаря более крутой крыше. Я прыгнул, схватился за конёк следующей крыши и подтянулся на неё, потеряв при этом все свои пуговицы и содрав кожу. Послушник едва не схватил меня за качавшуюся ногу. Я порадовался, услышав, что из-за этой бесплодной атаки он врезался лицом в стену. Быстро оглянувшись, я увидел, что гигант уже на середине конька первой крыши и отлично держит равновесие для такого большого и грубо сделанного создания. За ним следовал один из священников, его сломанная левая рука торчала под неправильным углом. Я знал этого человека, он был одним из постоянных помощников отца, но его имя вылетело у меня из головы – жаль, что он меня из головы выбрасывать явно не собирался…
Хотя убегание – отличная стратегия, но хороший трус всегда пользуется нечестным преимуществом. Пригнувшись, я попятился по высокому коньку, повернулся и вытащил кинжал, уже скучая по мечу Эдриса. Две бледные руки схватились за края крыши по обе стороны от плиток конька. Я прижал кинжал к четырём пальцам справа, держа рукоять обеими руками, и навалился всем весом. В следующую секунду над коньком показалось рычащее лицо послушника, в его глазах не было никакого священного намерения, зато они были полны тем жутким голодом, который движет мертвецами. Я бросил попытки отрезать его пальцы и врезал ему обоими кулаками по лицу. Он свалился, и я снова принялся удирать.
Любой, кому хватило бы глупости добежать до конца крыши второго здания, предстал бы перед зияющей расщелиной и возможностью прыжка через неё на широкую наклонную крышу королевских конюшен. Зная об этом, я ускорился и с диким криком покинул крышу, махая в воздухе ногами и крутя руками. Я приземлился на крышу конюшен, услышал хруст черепицы – а, возможно, и моих костей, – шмякнулся лицом и, судя по ощущениям, снова сломал нос. Через секунду я собрался с чувствами и понял, что качусь. Раскинул руки и ноги, как морская звезда, и вскоре остановился в нескольких дюймах от водосточного желоба.
В пятидесяти ярдах позади я увидел, как гигант взбирался на конёк крыши, с которого я только что спрыгнул. Первым теперь бежал священник со сломанной рукой, а за ним послушник с подрезанными пальцами – видимо, их поднял усиленный мертвец. Я карабкался вверх по крыше конюшен, и из моего носа постоянным потоком крупных капель текла кровь.
У побега должна быть простая и единственная цель. Образы Миши и её ребёнка осложняли текущую погоню, а когда я добрался до конька, мне пришло в голову, что в трудные времена сёстры де Вир станут разыскивать друг друга. Неужели Миша в Римском зале с Лизой? Потому что если так, то какой бы мясник ни собрал тварь, преследующую меня, несомненно, сейчас он под одной крышей с обеими женщинами. Поэтому траектория моего "побега" медленно изогнулась обратно в сторону Римского зала и привела меня к серии всё более рискованных для жизни прыжков, которые для мертвецов, похоже, были куда менее рискованными, чем для меня.
Некоторое время я лежал, изнурённо дыша. В нескольких ярдах подо мной рухнул священник, грубо брошенный гигантом. Каким-то образом он удержался одной рукой и в свете луны посмотрел на меня. Он зарычал, причём удручающе энергично для старого священнослужителя, который на моей памяти и ходил-то при помощи толстой трости или тощего певчего. На таком расстоянии я, наконец, вспомнил его имя. Отец Даниэль.
Рядом с ним на крышу рухнул послушник, не смог удержаться окровавленной рукой и свалился на далёкую землю. Напомнив мне, что снова пора бежать.
В десяти ярдах от края крыши конюшен я свернул налево и понёсся по уклону вниз. За пять ярдов до нижнего угла крыши я начал тормозить, направляясь на удлинённый скат. К тому времени, как я добрался до угла, я нёсся уже не сломя голову, а сломя ногу, и спрыгнул вниз с воплем, который наполовину был молитвой и всецело – надеждой.
Когда падаешь на землю, главное – перекатиться. Ну, в основном главное – не переломать себе всё. Но перекат помогает. Ноги подкосились, принимая на себя мою инерцию со всей доступной им мужественностью, я свалился вперёд и перекатился уже после того как упал. Шмякнулся об камни намного сильнее, чем следует, кувырнулся, и через несколько ярдов остановился стонущей кучей.