Осколки
Шрифт:
— Как насчёт молочного коктейля? Я думаю взять. Смотри, здесь есть даже маршмеллоу. Будешь?
Ксюша кивнула, не отрывая взгляда от ярких картинок. Заказ пришлось подождать. Напитки подали как раз к тому моменту, как мужчины освободились, но времени уже оставалось впритык. Все нервничали, поэтому расслабиться за чашкой кофе, как это планировалось, никому не удалось. Наспех выпили и шумной толпой подались к стойке. Прощались, с трудом сдерживая слёзы. Чувствуя общее напряжение, Ксюша не стала говорить свое коронное «пока», хотя пока из её уст это слово можно было услышать чаще
— Ну вот и проводили мы наш философский пароход1. — вздохнул Илья, нежно обнимая Агату за плечи. — Ты как?
Врать ему не хотелось. Агата потёрлась носом о тонкую куртку Стужина, наполняя лёгкие успокаивающим ароматом его сильного тела:
— Не очень.
— Ничего. Это поначалу. Потом привыкнешь — и станет легче.
Агата кивнула, но не слишком-то в это поверила.
— О чём вы говорили с папой?
Они вышли из аэропорта, перешли многополосное шоссе, чтобы попасть на стоянку.
— Да так, обо всём на свете. Хороший он у тебя мужик. Пригрозил оторвать мне яйца, если я тебя с какого-то перепугу обижу.
Агата округлила глаза:
— Да нет… Папа не мог! — выпалила, не сумев скрыть сомнения в голосе.
— Мог. Ещё как. И ты это знаешь. Но я не в обиде. Ксюш, давай забирайся, я тебя пристегну.
Расселись по местам.
— Домой?
Агата засомневалась:
— Слушай, а можешь отвезти меня на дачу? Я… Кажется, там будет легче.
— Да без проблем. Здесь вроде рядом, да?
— Угу. Ничего, что Ксюша с нами? Она не закапризничает?
— Понятия не имею. Мы ж ненадолго?
— Вы всегда можете уехать, оставив меня там.
— Я не хочу тебя нигде оставлять. И вообще, нам что-то надо решать! Мы вместе почти неделю. А за это время виделись всего несколько раз.
— И что ты предлагаешь?
— Предлагаю съехаться.
— Ты серьёзно?
— А что? Ты когда презервативы купила? А пачка до сих пор не распечатана!
— Кто о чем, а вшивый о бане, — засмеялась Агата, несмотря на одолевающую её грусть.
— Я просто соскучился очень, — заметил Илья негромко и потёрся щекой о ладошку Агаты, что до тех пор, как он её сгреб, спокойно лежала на коробке передач. — Почему ты молчишь?
— Боюсь, если заговорю, ты обвинишь меня в непоследовательности.
Небо снова хмурилось, и, несмотря на то, что до вечера было еще далеко, по обе стороны трассы включили фонари. Агата сморгнула набежавшие на глаза слёзы. Те совершили довольно странный трюк — размыв весь остальной мир, оставили в фокусе красивый профиль Стужина.
— Почему?
— Потому что я поняла, какой была эгоисткой, вынуждая тебя остаться.
— В смысле? Эй? Ты чего? Это моё решение. К тому же мы ведь обсуждали — это не навсегда. Мы можем уехать в любой момент.
— Пока да. Но ты слышал, к чему нас готовят?
— И? На что ты намекаешь? Ты всё же решила поехать с нами?
Господи, зачем она начала этот разговор? Ну, ведь не было у неё решения! Не бы-ло! Она не могла бросить фонд. Для этого пока не существовало ни единой достойной причины. Но и спокойно жить, зная, чем рискует Илья, оставаясь рядом с ней, она тоже не могла. О том, что мужчинам закроют выезд, в последние пару дней кричали буквально со всех сторон. А у него дочь… У которой кроме отца никого нет.
— Я не могу. Но знаешь, я говорила с психологами Ксюши. Они утверждают, что похищение для неё не имело каких-то серьёзных последствий.
— И? — Стужин всё сильней напрягался.
— Думаю, начинать работу с ней здесь, если вы хотите уехать, не очень корректно. Лучше уж сразу на месте. То есть… если бы ей понадобилась какая-то экстренная помощь — это одно. Но очень похоже, что никакой экстренной помощи ей не требуется.
— Что значит — «мы хотим»? — Илья занервничал. — Я думал, мы решили, что никаких «я» нет. Есть «мы».
— Да, но… Для того, чтобы были «мы», ты должен выжить.
Илья резко перестроился в другой ряд.
— Я не думаю, что всё настолько критично, — заметил он, постучав пальцем по рулю.
— Знаешь, нынешняя ситуация как раз и страшна её полной непредсказуемостью. — Агата прислонилось гудящей головой к прохладному стеклу. — Происходит то, что по всем законам логики и здравого смысла происходить не может.
— И? Что ты предлагаешь?
— Уезжай, как хотел. Пересиди. Месяц, два, три… пока ситуация не прояснится.
— Поехали со мной!
— Я не могу. Ты же понимаешь... Здесь сверни! — резко окрикнула, когда Стужин чуть не проехал нужный поворот.
— Нет! Я не понимаю. Хочешь знать моё мнение? Это дерьмовая идея.
— Но почему? Я же не предлагаю расстаться! Только лишь переждать. Потому что… — Агата судорожно сглотнула.
— Что?
— Я не прощу себе, если по моей вине с тобой что-то случится. Я этого просто не переживу. Я вообще последние дни только о том и думаю. С тех пор, как поняла, что ты и впрямь хочешь остаться со мной. Я… слишком люблю тебя, чтобы приносить такую жертву. Понимаешь?
Стужин съехал на обочину. Медленно, будто экономя каждое движение, отстегнулся. Повернулся к ней.
— Повтори.
— Я слишком тебя люблю. Что нам какие-то километры, правда?
Может быть, она себя обманывала. Скорее даже наверняка. Отношения на расстоянии — это мука. Но если думать о будущем… Мало ли? Может, найдётся какой-то выход? Никто ведь не знает, как сложится их дальнейшая жизнь.
Стужин не ответил, поцеловал её только жадно. И со вздохом отстранился. До дома оставалось каких-то четыреста метров. Он снова завёл мотор. Остаток пути они провели в молчании. В молчании же зашли в дом. Неожиданно это место вызвало интерес у Ксюши. Она ходила по комнатам, задрав голову к потолку, разглядывала населяющие опустевшие комнаты безделушки. Люстру под абажуром, шкатулочки, статуэтки... Особенно дорогие сердцу вещицы родители взяли с собой, и на их месте, наполняя сердце тоской, как будто зияли чёрные дыры, заметные, впрочем, одной Агате. Она шла за Ксюшей и, чтобы самой отвлечься, не особенно рассчитывая на реакцию, тихонько рассказывала той какие-то смешные истории из своего детства.