Осквернённые мечтой
Шрифт:
Казалось, что никакого разговора не было. Всё произошло быстро. Пара вопросов, ответов и всё – ничего не изменить, не повернуть.
Никакого осуждения, ненависти, обиды к наставнику у Витуса не зародилось. Не слишком радостные размышления имели место быть, но связаны они были не с выбором Альтаира. Думать о том, кто поступил неверно, казалось ему не очень мудрым решением. Это могло показать только время, приносящее новые знания тем, кто сумел им правильно распорядиться.
– Шкатулка, – прошептал Витус себе под нос.
Он позабыл про неё, про цель, ради которой вступил на эти земли. На это намекал и Альтаир в кратком разговоре, но подопечный его не услышал. Задача подменилась другой, сменились приоритеты. Какое из них более важное, Витус не знал или же не хотел признать, что остался ради малозначительной проблемы, ставя под угрозу весь поход. Что если Альтаиру понадобится прикрыть спину? Что если он попадёт в беду? Паразитирующие мысли поползли в его голове, отравляя трезвость сознания. Витус мог без затруднений догнать соратника, но отвернуться от собственных убеждений было затруднительно. Выбор сделан.
Керохийцы, всё это время наблюдавшие за собратьями, начали перешёптываться между собой. Им было невдомек то, почему иноземцы разбежались.
– Зачем он остался? – обратился косматый к вожаку.
– Сам у него спросишь, – ответил тот, смотря на приближающегося всадника.
Витус, не торопя кобылу, подступил к местным. Со стороны казалось, что делает он это неохотно, без явного желания, склонив голову, словно провинившееся дитя.
– Чего изволите? – с издёвкой спросил космач.
– Вода есть? – Витус заговорил голосом Альтаира – также хладнокровно.
– Есть. Река целая. Можешь прямо с лошадью туда занырнуть.
Керохийцы не сдерживали языки, вели себя фамильярно.
– Подай ему, – приказал Косьян одному из сородичей.
Исполняющий веление лучник нахмурился, для него это было слегка унизительно. Однако прохладной водицы всё-таки почерпнул, из бочки, что стояла неподалёку. И кружку подал, нерадиво, но подал.
– Спасибо, – поблагодарил Витус, слезая с седла.
– Куда твой друг ускакал? – Косьян заглянул за спину чужака, но Альтаира и след простыл.
– Куда надо.
– Будь ласковее, ты на нашей земле, – на пеньке сидел худенький северянин с большой щелью между передними зубами и задирался.
– А то мигом спустим вниз, – подхватил браваду сородича косматый.
Вся свора ухватилась за численное преимущество и распетушилась. Ещё совсем недавно такого прилива смелости у них не было и они потрясывались, словно листья на ветру.
– Во все щели язык совать будешь? – Витус отпил из кружки, отшагнул назад.
Кому был адресован вопрос из тех двоих, было не ясно. Он даже не смотрел в их сторону.
– Это ты кому? – задира приподнялся с пенька, сообщая чужаку о серьёзности своих намерений.
– Сядь на место Ригар, – Косьян старался потушить разгорающийся конфликт.
Теперь Витусу стало известно имя этой занозы.
– Сядь! – пылко повторил главный.
Губы Витуса посмеивались покорному Ригару, который послушно остановил агрессию.
– Хотите драки? – обратился Косьян к сородичам. – Можете разбежаться и протаранить головой дерево. Ваши мозги я соберу, не переживайте.
Керохийцы притихли. Кто-то опустил голову, кто-то засопел, но бунтовщиков не нашлось.
– Уяснили?! – завершил выступление Косьян.
Собраться с самого начала видели в вожаке солдата. Это отчётливо просматривалось в манере общения и телодвижениях. Особая метка была на людях, побывавших на войне. Её могли заметить только те, кто был помечен войной и убийствами. Взгляды на мир у Косьяна были не такими, как у его соплеменников. Он не бросался лишними словами, был сдержан. Витус признавал, что если бы не Косьян, беседа с керохийцами ушла бы на дно недопонимания и это в лучшем случае, а в худшем – зазвенели бы мечи.
Друзья Косьяна не походили на участников кровопролитных битв. Их разум не закаливался насилием, не проходил проверку на стойкость. Эту теорию подтверждали их глаза, высвечивающие детскую наивность. Они готовы были начать драку в любой момент, не осознавая её последствий и не готовые довести сражение до логического конца.
Это не означает, что война даёт ума, защищает от скудоумия, нет. И речь идёт не о безумцах, потерявших рассудок в бою. Война меняет представление о жизни у каждого по-своему. Однако человек, честно прошедший путь войны, становится сильнее, и сторониться обычной жизни.
– Зачем ты остался? – спросил у Витуса вожак.
– Когда я отвечу на этот вопрос, то обязательно поделюсь.
– Герой?
– Сомневаюсь.
– Значит герой, – улыбнулся Косьян. – Дурак не сомневается.
– Мне об этом уже говорил мой друг.
– И куда он ускакал?
– Куда скакал, – Витус, как и все члены Братства, никогда не говорил с незнакомцами о своих делах и делах собратьев. Этот запрет спас немало жизней.
Косьяна негромко засмеялся.
– Вернётся?
– Нет, – сказал Витус, веря в обратное.
– Значит твой друг умнее тебя.
– Умнее.
Из избы высунулись две женщины. Одна из них, зрелая, с опаской спустилась на крыльцо, не отрывая глаз от чужака. Ей было около пятидесяти лет отроду. Из-за этого возрастного сходства Витус посчитал её женой Косьяна. Другие представители сильного пола были возрастом не больше сорока. Суровые природные условия и такая же жизнь, идущая с обозом тяжёлого труда, вносили значительные коррективы во внешность работящих людей, поэтому их внешний вид был обманчив.