Осквернители (Тени пустыни - 1)
Шрифт:
– На, читай!
– Творец всевышний! Советский паспорт! Я ваш слуга!
– залебезил капитан, пугливо отстраняя паспорт.
– Вы русский? Что же вы раньше не сказали?
– Я - узбек. Пойми - я гражданин Советского государства. И ты, слепая курица, со своим ряженным в арабский бурнус дергунчиком из кукольного театра ответите еще за оскорбления, нанесенные мне, Алаярбеку Даниарбеку, советскому гражданину, облеченному дипло... дипло... тической неприкосновенностью... да ты знаешь, что тебе и твоему другу, этому шуту в арабском балахоне, будет?!
Надо
Выпятив грудь, не вынимая ладоней из-за пояса, он наскакивал на толстого, огромного жандарма. Со стороны казалось, что маленький черный петушок клюет разжиревшего, перепуганного кота, а кот только жмурится от ужаса, боясь пустить в ход свои когти.
Долго бы еще сварливый самаркандец читал господину жандармскому капитану нотацию, как полагается вести себя административному лицу с "персоной грата", если бы не вмешательство вышедшего из конторы Петра Ивановича.
– Я не раз уже вас предупреждал, товарищ Алаярбек Даниарбек. Паспорт у вас не для того, чтобы козырять им по поводу и без повода...
– Тебе хорошо, Петр Иванович, а мне чуть спину не измололи.
– Слышал, слышал. Вы тут такой базар устроили. За версту крик слышен. Не суйтесь не в свое дело.
– Этому жандарму - "было два, стало три" - я предпочитаю собаку.
– Тише вы! Не дружите с глупостью - в своей крови захлебнетесь, отвел в сторону Алаярбека Даниарбека доктор.
– Вы забыли, где мы... Сегодня вы легко отделались, а завтра... При первой возможности придется отправить вас домой... в Самарканд.
– Э, и поговорить с усатым нельзя. Что я, боязливый? Это трус бежит, бросив на дороге голову. Говоришь, в Самарканд ехать? Очень рад. Растолстею, что хум с вином. Все уважают толстых.
Петр Иванович не мог сердиться. Маленький самаркандец напряженно сопел. Волосы, росшие у него прямо из ноздрей, забавно шевелились. Завернув с необыкновенной тщательностью паспорт в тряпицу, Алаярбек Даниарбек вздохнул:
– Такая маленькая книжечка, а необыкновенную силу имеет.
Он ушел в лачугу. Сев на тощий тюфячок, он плотно прислонился к отполированной многими спинами стене. По лицу его бродила злая улыбка. Вдруг у него вырвалось:
– Вон ты какой!.. Да... Отомстивший врагу проживет тысячу лет!
Туманен был смысл этих слов, но Алаярбек Даниарбек, видимо, хорошо знал, что хотел сказать.
Он думал, думал и все улыбался. Наконец он вздохнул и проговорил вслух:
– А даже если и так... Поберегись, красноголовый индюк!
Глаза его, и без того черные, еще более потемнели.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Цветник, вызывающий восхищение
чувств!
Но что за цветы цвели в нем?
Х а ф и з
Свет ударил в глаза. Невообразимый шум вырвал Петра Ивановича из глубин сна. Щурясь, он разглядывал прыгающие в красном дыму чадящих факелов, кривляющиеся, неправдоподобные в своей уродливости маски лиц.
Одно было приятно. Козлиная скачка автомобиля, швыряние, теснота, оглушающая трескотня фордовского мотора - все удовольствия двухсотверстного пути миновали.
– Пожалуйста, профессор!
– широко разевая рот и присунувшись вплотную, кричала бородатая физиономия с блестящими глазами-сливами, удивительно суетливыми, уклончивыми, не позволяющими заглянуть в душу человека. Доктор сразу мысленно отметил: "Ему палец в рот не клади".
А пока он раздумывал, какие только глаза не встречаются на свете, обладатель суетливых глаз почтительно высаживал его из пропыленного, пышущего горячим железом автомобиля и, громко шлепая пестрыми туфлями с изогнутыми носами, повел среди кричащих, прыгающих, жестикулирующих факельщиков и вертящихся чертями оборванцев. Топая с силой по твердой земле, чтобы хоть немного размять затекшие в автомобиле ноги, Петр Иванович недовольно спросил:
– Где мы?
– Где мы?
– сердито вторил ему голос семенившего сзади Алаярбека Даниарбека.
Сжав доктору пальцами локоть, суетноглазый скороговоркой ответил:
– Вы, профессор, среди восхитительных цветников Сада Садов, именуемого на сладостном фарси Баге Багу. Вы в тенистом пристанище соловьев и роз: "Пылая нежной страстью к розе, соловей..."
– Где Джаббар?
– невежливо перебил доктор.
– Кто?
И хоть в возгласе суетноглазого звучало наигранное недоумение, а вернее всего именно потому, Петр Иванович окончательно рассердился:
– Джаббар ибн-Салман. Тот самый араб, который заставил нас трястись двадцать четыре часа по ухабам и колдобинам хорасанских дорог. Тот самый араб Джаббар, который от имени персидского правительства просил меня спешно, срочно, немедленно, моментально, мигом... ехать на холерную эпидемию в Мешхед.
– Где Мешхед?
– подхватил Алаярбек Даниарбек.
– Где Джаббар, затащивший Петра Ивановича вместо Мешхеда к каким-то соловьям и розам? Что за неуместные шутки? Да вы знаете, что всем будет за такие шутки?
Петр Иванович высвободил локоть из цепких пальцев суетноглазого и круто повернулся к нему:
– Где он? Куда он провалился?
– Извините нас... Вы имеете... ах, тьфу-тьфу!.. в виду горбана Джаббара?
– Да, да... Джаббара... Именно его!
Но тут в дверях, из которых лился холодный электрический свет, выросла фигура в бурнусе.
– Доктор... профессор, поспешите, ваша помощь необходима. Не медлите ни секунды!
Точно во сне промелькнула ярко освещенная в радуге ковров и сияющая медью и серебром посуды восточная гостиная из "Тысяча и одной ночи". Но сейчас же они оказались в полумраке, дышащем сырой глиной и дымом. Доктора уже тянули за руки вверх по скрипучим, дрожавшим под ногами ступенькам.
– Куда вы?
– со злостью в голосе спросил доктор.
– Что за черт?
– Вы можете называть меня просто Джаббар, если хотите, - говорил ему араб, - или полностью Джаббар ибн-Салман. Но здесь меня знают как Джаббара... Входите, пожалуйста.