Осквернители (Тени пустыни - 1)
Шрифт:
Он почти вытолкнул доктора через узкое отверстие в потолке в плохо освещенную каморку.
– Здесь, - запыхавшись, проговорил Джаббар ибн-Салман.
– Наконец-то вы здесь. Вчера... Шальная пуля... Счастье, что вы здесь!
И, обращаясь к мечущемуся на одеялах, стонущему в бреду седому, с давно не бритой щетиной на щеках туркмену, воскликнул:
– Вот вам - профессор медицины! Вы хотели профессора, господин Курбан Мухаммед Сардар. Я нашел вам профессора.
Слабый стон прозвучал под низким потолком каморки:
– О... я хочу только умереть... Пуля нашла меня, пуля жжет меня.
Надо сказать, имя, произнесенное Джаббаром, нисколько не насторожило Петра Ивановича. Он просто пропустил его мимо ушей. Когда он понял, зачем его привезли сюда, и увидел тяжелораненого, он отбросил всякую досаду: в его помощи нуждались, и срочно притом. Больной еле дышал.
– Позвать Алаярбека Даниарбека! Пусть несет инструменты.
Петр Иванович потребовал света. Как можно больше света.
Кряхтя и сопя, влез в каморку Алаярбек Даниарбек.
Он сразу же накинулся на араба и на суетноглазого перса, оказавшегося хозяином дома:
– Безобразие! В доме ковры, электричество, а здесь, в этой конуре, и керосиновой лампы нет!
– Да, держать раненого в такой конуре!
– возмутился доктор.
– Грязь, обшарпанные стены, щели, паутина. Смотрите, раненый весь в черных укусах клещей. Духотища, запахи... брр... Безобразие!
– Я ваш слуга, профессор, - усмехнулся влажными гранатовыми губами хозяин дома, - но здесь наша собственная спальня... Ах, тьфу-тьфу!..
– Немедленно отсюда больного убрать.
– Вы понимаете, граница близко.
– Ну и что?
– Беспокойно. Э, профессор, вы не понимаете. Разве я могу спать внизу? А здесь, в башне... Вы видите, - он показал на круглое отверстие в полу, через которое они только что поднялись в комнату, - я могу на ночь поднять лестницу, опустить крышку. Как в крепости. Покой голове и нервам. А если наши крестьяне вздумают... О, они народ неблагодарный... ах, тьфу-тьфу!.. Особенно после семнадцатого года. А восстание этого крестьянского вождя Бовенда... Какой ужас... Резня! Кровь! Палок на них не хватает. Клянусь!
Только теперь доктор заметил бойницы в грубо обмазанных глиной и саманом стенах спальни помещика, магазинные винтовки, прислоненные в углах, обоймы с патронами, навалом лежащие в ящиках.
Но когда суетноглазый принялся многословно рассказывать, что спальня помещается в третьем этаже башни, что башня уцелела от замка предков, что башня выдержала бесчисленные осады, то Петр Иванович просто прогнал его, чтобы он не мешал. Он только спросил:
– Где угораздило вашего приятеля?
– А вам, доктор, обязательно... Ах, тьфу-тьфу!.. знать это?
– Представьте, обязательно.
Глаза помещика засуетились, но араб твердо сказал:
– На охоте... охотились на джейранов...
– Кто же?
– Один неловкий... Скакал сзади, задел спуск винтовки...
– А пуля полетела, сделала крюк и встретила спереди. Любопытная пуля... И потом вы мне говорили, что ваш, как вы его назвали, Курбан... Сардар ранен вчера. А я вам точно скажу, что пуля попала ему в плечо шесть-семь дней назад, не меньше. И неужели у вас врача нет? В Мешхеде же есть врачи...
– Врач внизу. Стыдится вас. Он практик... не доучился... диплом есть, но такой...
– Рана безобразно запущена. И впрямь счастье вашего приятеля, что вы меня нашли.
– О, так опасно?
– Вот-вот гангрена начнется... тогда пиши пропало...
Даже при неверном свете было заметно, как под медно-красным загаром араба расползается бледность.
Все время, пока извлекалась пуля из плеча, раненый кричал.
– Все они так, - шипел Алаярбек Даниарбек, - храбры до ошаления. Самонадеянны, наглы, на все наплевать, а даже легкой боли не терпят, верещат по-бабьи...
Наложив повязку, Петр Иванович поискал под одеялом здоровую руку раненого пощупать пульс.
– Что такое?
– Он выпростал руку раненого из-под одеяла. Пальцы ее судорожно сжимали длинный нож. С таким ножом из булатной стали туркмен не расстается ни в юрте, ни в походе.
Больной шевельнулся.
– Завтра я сяду в седло!
– чуть слышно пробормотал он.
– Собирался помирать, а чуть полегче... подавай коня!
– Если не сяду, нож мой напьется твоей крови, урус.
– И в седло не сядешь и ножа не увидишь.
– Петр Иванович отнял нож. До того ты дик, что и на человека не похож... э... Курбан Мухаммед Сардар. Ты похож на зайца, стукнувшегося о дерево.
Потом, значительно позже, Петр Иванович рассказывал: "Только назвав это имя, я сообразил, кого мне довелось оперировать. Курбана Мухаммеда Сардара все больные знали как Джунаид-хана, а имя "Джунаид" уже давно сделалось синонимом войны, пожарищ, ран, покрытых запекшейся кровью, обезображенных разлагающихся тел, бесстыдного разгула и насилия... Но я думал не о неприятностях, связанных со столь беспокойным пациентом, а о том, куда опять занесла меня моя беспокойная судьба и что из себя представляет Сад Садов - Баге Багу?"
Как ни был занят доктор своей экспедицией и своими делами, он не мог не видеть, что Хорасан весь напряжен, как тетива лука, что что-то готовится, что строят дороги, и строят их англичане, что повсюду говорят о вооруженных отрядах.
Удовлетворить свое законное любопытство в тот вечер доктор не смог. Обильный ужин с ним разделили, если не считать Алаярбека Даниарбека, Джаббар и хозяин дома, который представился только после операции, назвавшись скромно Али Алескеровым из Баку. Толстый, пухлый, он поглощал пищу в огромных количествах и с жадностью удивительной, но не забывал неизменно потчевать и гостей. Говорил он необычайно громко, часто вскакивал, бегал по комнате и плевался. Гостеприимство его граничило с назойливостью. Вообще доктора и Алаярбека Даниарбека уговаривать не приходилось. Они изрядно проголодались. И Петр Иванович от души жалел, что волчий голод не позволяет ему насладиться в полной мере изысканными ароматами и вкусовыми тонкостями "пити" - горохового супа из баранины, курицей с шафраном, кебабом из рыбы, жарким из кулана - дикого осла - и пилавом из степной куропатки - венцом хорасанской кухни.