Ослепительный нож
Шрифт:
Дочь Всеволожского попыталась ей обстоятельно разъяснить, что народ московский предпочитает наследование власти по-новому, от отца к сыну, когда князь остаётся здешним и окружение его прежним. Ежели же переймёт власть не сын, а следующий по старшинству брат, князь удельный, он и сам москвичам не близок, и к чужому чиновничеству с боярством, что с ним нагрянут, надобно приноравливаться долго и трудно. Полагья поняла ли, не поняла, махнув рукой, пошла собирать госпожу в дорогу.
– Что мне делать с Бонедей?
– вышла следом за ней Евфимия.
–
– Бывает такое, Офимочка, с нами, бабами, - по-сестрински обняла госпожу Полагья.
– С тобой, со мной - нет, а с иными бывает, знаю. И полощет, и в жар кидает, и по нужде гоняет. Вот и твоей полячке худо. Давеча в карети причитала, обезумев: «Яду! Яду!»
– Не яду она просила, - тихо засмеялась боярышня, - а волю свою выражала: еду!
– То-то что «еду!», - проворчала Полагья.
– Отлежалась бы до трёх дён.
Вечером заявился Ефрем Картач на караковом жеребце и во всеоружии.
– Надёжный конь!
– издали заметил Ядрейко, однако, разглядев прибывшего, тут же ушёл в конюшню.
Узнав, что отъезд откладывается на три дня по болезни одной из путниц, улыбчивый Картач помрачнел, да быстро преобразился и, потирая руки, промолвил:
– К добру, к добру! Скорейшего выздоровленьица её милости.
По его отбытии конюший пришёл на боярский верх и без обиняков заявил:
– Не езди, госпожа, вкупе с этим фертом. Скверный человек.
Евфимию огорошил такой совет.
– Тебе-то он как знаком?
– Не езди. Скверный, - не отвечая на вопрос, повторил Ядрейко.
– Знаю, что скверный, - согласилась Евфимия.
– А делать нечего. Человек великой княгини. Каким случаем ведом он тебе?
– Долгая песня не вдруг поётся. А совет помни, - пробормотал конюший, уходя.
Боярышня не вняла предостережению: не нашла выхода из воли Витовтовны.
На третий день воспрянувшая духом Бонедя потребовала:
– Чы мощно трохэ млека, сэра, сьметаны?
Ко времени повторного прибытия Картача она была на коне. Ядрейко исчез куда-то. Пришлось Бонеде седлать буланого для Евфимии.
Выезжали потемну.
Ефрем достал из-за голенища фляжку и хлебнул на дорожку. Учтиво предложил Бонеде. Та отвернулась.
– Не чшэба.
– Не надо, так не надо, - фыркнул Картач. Полагья обняла госпожу с её спутницей.
– Сохрани, Господь!
6
Скачка длилась всю ночь. Передышки, даваемые коням, были коротки. Картач, не имея времени развести костра, согревался из своей фляжки. На последнем привале он подошёл к Бонеде, сидевшей на палом бревне у обочины, и разнузданно предложил:
– Проше, пани, до лясу! Шляхтянка возмутилась:
– Пся крев!
– Ефрем!
– возвысила голос Евфимия.
– Веди себя по поставу!
Подвыпивший охраныш хихикнул.
– Я понарошку, а она обзывается.
Занимался рассвет. Лес, обступивший Ярославскую дорогу, был по-зимнему холоден, по-весеннему сыр. Снег ещё не везде стаял. В серой березняковой стене местами чернела хвоя.
Едва всадники чуть отъехали от своего становища, впереди послышался шум. Чёрная великанша сосна рухнула поперёк дороги. Евфимия натянула поводья. Скакавший позади Картач тоже остановился.
– Спона!
– закричала Бонедя, поравнявшись с боярышней и не осаживая коня.
– Фпшут! Фпшут!
– приказала она.
– Вижу, что преграда, - поскакала рядом боярышня.
– А куда вперёд?
– удивилась приказу.
– Не хвестись!
– прикрикнула Бонедя.
– Я и не дрожу, - оправдывалась Евфимия.
– Дороги-то нет. Спона же впереди!
– Скок делай, скок!
Это прыжок на языке шляхтянки-разбойницы. Вонзив шпоры в бока коню, полячка разогналась и перемахнула уроненную сосну.
Евфимия последовала её примеру. Конь взвился, как в сказках сказывается, «выше дерева стоячего, чуть пониже облака ходячего». На миг увиделись сверху бородатые образины затаившихся в густыне лесных шишей, а в следующий миг, припав к конской холке, уже она догоняла свою наставницу. Путь стал свободен.
Оглянулась: позади дорога пуста. Стало быть, Картач не одолел споны на своём караковом жеребце и мучается сейчас в руках шишей. Евфимия устыдилась, не найдя в сердце жалости к этому серпоусому, откормленному храбрецу, главнейшему сберегателю великой княгини.
Бонедя зачем-то придержала коня, дождалась её. А ведь проскакали немного. Хотя погони и нет, время ли успокаиваться?
– Ехай фпшут меня, - почти по-русски заговорила Бонедя.
– Точка в точку!
– показала она.
– Буду прикрываць…
– От кого прикрывать?
– Евфимия повела глазами за взглядом Бонеди и увидела далеко позади приближающегося всадника.
– Один преследователь, - хмыкнула она.
– Един, два, тши, - предположила Бонедя.
– Кильки будэ, не вем.
Конечно, она права: за видимым одиночкой могут скакать другие, покуда ещё не видимые.
Полячка переместила щит на спину, пригнулась и последовала точно за боярышней, чтобы прикрыть в случае стрельбы.
– Острожне, острожне, не выхыляць се!
– кричала она, когда Евфимия высовывалась вправо или влево.
– Счшэляне!
– услышала боярышня предупреждающий крик. И рядом просвистела стрела.
Стало быть, их нагоняли, по ним стреляли. Оборотилась чуть-чуть: тот же одинокий преследователь. Бонедя скакала, тоже обернувшись из-за шита. Всеволожа удивлённо приметила: она держит не лук с натянутой тетивой, под её рукой не колчан со стрелами наготове. Чёрный ствол с отвислой рукоятью целит она в нагоняющего их всадника. Что за притча?