Ослепительный нож
Шрифт:
– О, сосуд зла!
– вскинул руки Фёдор Товарков.
– И ты ещё хочешь властвовать над нами!
Тут громом возвысился над толпой внятный старческий голос:
– Образумьтесь, бессмысленные люди!
– Григорий!.. Григорий!..
– волнами прокатился изумлённый и восхищенный шёпот.
На середину круга вышел согбенный старец, поддерживаемый двумя монахами.
– Кто это, кто?
– спрашивала Евфимия.
– Это Григорий Пелшемский, - пояснил ей на ухо Корнилий.
– Вологодский подвижник из рода Лопотовых, галических бояр. Всем враждотворцам необинующий обличитель. Молитвенник пустынного жития. Провёл десять лет в затворе.
–
– поражалась Бонедя, глядя на старца.
– Весьма древен!
– согласилась с нею Евфимия.
– Нынче сто десятое лето живёт на свете, - с почтением сообщил Корнилий.
– Каково здравствуешь, князь?
– обратился к Юрию Дмитриевичу Григорий Пелшемский.
– Божьими судьбами да твоими молитвами, - был ответ.
– Куда ведёшь столько войска?
– вопросил старец.
– На Москву, - ответил галицкий властелин.
– Не делай безумия!
– возгласил Григорий.
– Ты властен в отчине своей, от Бога поставленный унимать людей от лихих обычаев. Не осердись на мои слова. Слышу, что Божественное Писание сам вконец разумеешь, читаешь и знаешь, какой нам вред приходит от похвалы человеческой.
– При этом старец сурово глянул на Всеволожского.
– И я из Писания же тебе скажу, - вновь обратился Григорий к князю, - словами пророка Исайи: «Беззаконному - горе, ибо будет ему возмездие за дела рук его». А древнюю притчу вспомни: «От беззаконных исходит беззаконие». Сам поразмысли, сын мой: если в корабле гребец ошибётся, то малый вред причинит плавающим, если же ошибётся кормчий, всему кораблю причинит пагубу. Если кто из бояр согрешит, повредит этим одному себе, если же сам князь, то причинит вред всем людям. Возненавидь, сын мой, всё, что влечёт тебя на грех, бойся Бога, истинного царя, и будешь блажен.
Вновь Всеволожский перешепнулся с Юрием Дмитричем. Тот громко заявил:
– Верно пророк Иеремия рек: «Пастыри сделались бессмысленными».
– Ты хочешь, - возвысил голос Григорий, - чтоб и такое пророчество Иеремии исполнилось: «И на земле будет насилие, властелин восстанет на властелина»?
На это Юрий Дмитриевич ничего не ответил.
– Не к таким ли, как ты, обращался апостол Иаков, - продолжал старец.
– «Откуда у вас вражда и распри? Не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете - и не имеете, убиваете и завидуете - и не можете достигнуть, препираетесь и враждуете - и не имеете»…
Внезапно для всех галицкий властелин подступил к старцу с поднятыми горе, трясущимися кулаками:
– Доколе посхимленные потомки бояр Лопотовых будут меня учить жить? Изведись отсель!
Монахи увлекли старца. Игумен с братией удалился.
– Проклятый племянник, в грех меня ввёл!
– опомнившись, сокрушался Юрий Дмитриевич.
Фёдор Товарков не утерпел уколоть его:
– В Притчах Соломоновых сказано: «Как воробей вспорхнёт, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется».
– А ещё в тех же Притчах, - не утерпел поддержать товарища Фёдор Лужа, - «у глупого тотчас же выкажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбления».
Тут лопнуло терпение безмолвствовавших из последних сил Косого с Шемякой.
– Если наш отец глуп, - закричал Косой, - то вы будете мертвы!
– Сгиньте с глаз! Истребим с жалкой вашей охраной!
– вторил ему Шемяка.
Оба воеводы не заставили себя ждать. Кони их были наготове. И зарогаченная застава не помешала. Буйный клуб пыли пополз по Ярославской дороге в сторону
Догонять неудачливых посольников распоряжения не последовало.
– Гдзе се бэньдзе можна зачшимаць на ноч?
– спросила Всеволожу Бонедя.
– Где переночевать тебе?
– Евфимия сжала руку полячки.
– Там же, где и мне.
– Я провожу вас к покоям боярина Всеволожа, - пообещал Корнилий.
– А сам ты, светлый юноша, - спросила боярышня, - куда направишь стопы?
Их ангел-хранитель закинул голову и ушёл мечтательным взором в голубой мир небес.
– На моё счастье, - ответил он, - подвижник Григорий Пелшемский Божьим промыслом оказался здесь. Испрошу благословения вместе с ним добраться до Вологды. Он направит меня в обитель.
Втроём вошли в ворота монастыря. Евфимия истово трижды перекрестилась на золото крестов в голубизне неба. Бонедя, как агарянка, любопытно смотрела по сторонам.
8
– Опомнилась!.. Добралась!..
Иван Дмитрич прижал дочь к широкой груди, и она впервые за много месяцев почувствовала себя хорошо.
Покои боярина в монастырской гостевой хоромине состояли из двух палат, соединённых сенями, имели отдельный вход. В сенях и произошла встреча. Всеволож только что переоблачился в домашнее: поярковый колпак и сорочку, расшитую по воротнику и рукавам шёлком и золотом. При виде ослушной дочери на его лице и следа суровости не возникло. Радость покрыла всё.
Евфимия, оторвавшись от отцовой груди, обернулась. Корнилия уже не было. Насупленная по-сиротски Бонедя оставалась в сторонке.
– А, старая знакомка?
– покосился на неё боярин.
– А где Полагья?
– Полагья осталась дома. Пани Бонэдия охраняла меня в пути, - боярышня взяла наперсницу за руку, подвела к отцу.
– Этакая козявка учила тебя воинскому искусству!
– скривился он.
– Учила курица порося летать!
Бонедя надула губы.
– Пан се помылил!
– А, поняла?
– усмехнулся боярин.
– Ну дай Бог, коли ошибся.
– И повелел обеим располагаться в его одрине, куда им доставят притороченную к сёдлам поклажу. Скоро предстояла вечеря в столовой палате, что через сени, напротив.
Старый московский слуга Кумганец принёс и развязал торока, подал умывание. Он, как показалось Евфимии, через край огорчён тем, что Полагья осталась дома.
По случаю великопостного времени вечеряли кислой капустой, белорыбицею со сливами, пирожками на конопляном масле и брусничной водой.
– Як се пани чуе?
– по-кавалерски спросил Бонедю Всеволож.
– Дзенкуе добже, - ответила она.
– Прошэ до столу, - пригласил он. Видя, что капуста не тронута ею, спросил:
– Чы не смакуе пани?
– Кфасьна, - ответила она, принимаясь за белорыбицу.
– Чшэба добже зъесьць, - поощрил её боярин.
– То бардзо смачне, - откликнулась гостья, опустошая блюдо.
– Ковалэчэк хлеба?
– предложил Иван Дмитрич. Так они изъяснялись миролюбиво и чинно, пока шляхтянка, допив воду, не поднялась и не объявила, что уже «питома», то есть сыта. Боярин не обратил внимания на нарушение порядка вставать из-за стола прежде хозяина. Тем более что Бонедя оправдалась усталостью, извинилась, прежде чем удалиться в ложню. Отец рад был остаться наедине с дочерью.