Ослепительный нож
Шрифт:
Грохнул как будто гром. Возник и рассосался клуб дыма.
– Оле!
– победно воскликнула шляхтянка-разбойница.
Бонедя, остановив коня, спешилась. Евфимия подскакала к ней.
В руке полячки ещё дымился чёрный стальной ствол.
– Что это?
– спросила боярышня.
– Пишаль, - сказала Бонедя и тут же поправилась: - Пишчаль… пищаль…
– На пищалях скоморохи играют, - покачала головою боярышня.
– То привёз из неметчины Конрад Фйтингор, рыцарь, - сообщила полячка.
– Меня учил. Пуфф!
– Дурная
– Порох, порох!
– поясняла Бонедя.
А сама уже шла по дороге назад, ведя коня в поводу. Евфимия следовала за ней.
Всадник лежал посреди дороги, издавая тяжкие стоны. Приближась, боярышня ахнула от изумления. Пред ними корчился в муках не лесной тать, а Ефрем Картач. Он держал руки на животе, испачканные в крови. Видимо, чуть приподнялся на стременах, стреляя. Этим спас грудь. Рядом валялась лярва, надетая им на лицо из боязни быть узнанным даже издали.
– Где же его караковый жеребец?
– спросила Евфимия.
– Как ты его по жеребцу не узнала?
Бонедя затрясла головой:
– То нет! То нет! Под ним другой конь. Утекал до лясу, - она показала в лес, куда, видимо, бежал конь, испугавшись необычного выстрела.
– Ой, горю! Ой, спасите… - причитал раненый.
– Далеко ль до ближней деревни?
– Як далеко до вси?
– повторила Бонедя его вопрос по-польски.
– Сказывай, потшему счшэлял?
– Картач, не отвечая, стонал. Она спросила нетерпеливо, приставив дуло своей пищали к его груди: - Як длуго бэндэ мусяла чэкаць?
– Я скажу, - выдавливал из себя Ефрем, глотая слёзы.
– Намеревался… убить тебя.
– Её?- воскликнула Всеволожа, забыв весь ужас от лицезрения умирающего охраныша.
– За что её, не меня?
– Тебя… пока… нет, - лепетал Картач.
– Её… в угожденье… государыни-матушки.
– На что Софье Витовтовне её смерть?
– допытывалась Евфимия.
– Не сказывала на что… Обмолвилась только: «чтоб сдохла»…
– Как миновал разбойников?
– забывшись, теребила его плечо Всеволожа.
– О-о-о!
– стонал раненый.
– Они должны были нас пленить. Я… убежать с тобой… Её - им… Деньги - на кон! И вот… не случай. Хотел поправить…
Евфимия поднялась и увидела застрявшие в щите Бонеди две стрелы.
– Ты бы убил её, я бы тебя убила, - с презреньем глянула она на охраныша.
– Я бы вернулся… потом нагнал… сказал, что убил… лесной шиш, - едва шевелил губами Ефрем.
– Цо он мцви?
– не всё понимала Бонедя.
– Говорит, - попыталась объяснить Всеволожа, - он намеревался убить тебя. Витовтовне, видишь ли, твоя смерть по нраву. Как я разумею, с лесными шишами он сговорился за те три дня, что ты была нездорова. Стало быть, тати у них в наёме.
– То правда, то правда!
– подхватила Бонедя.
– Ядрейко вчора до меня был, он мувил, то правда.
– Откуда Ядрейко знает?
– спросила боярышня.
– Не вем, - исчерпывающе отвечала полячка.
– Душу… на покаяние!
–
Бонедя тем временем подошла к Ефрему.
– Пшэ прашам, шабли нэма.
– Извинясь за отсутствие сабли, она приставила к его голове пищаль.
– Окстись, иноверка!
– собрав все силы, завопил Картач.
– Ты мне не судья!
– Я тебе сэндзя, - возразила Бонедя и выстрелила. Евфимия бросилась к ней, да поздно.
Тишина повисла на пустынной дороге. Ни крика, ни стона.
– Хай йдэ до дьябла, - потащила Евфимию шляхтянка-разбойница в сторону от мертвеца.
– Ты… ты человека убила!
– До видзэня у иншем миру, - обернулась Бонедя к убитому, а Всеволоже сказала: - Був человек, стал персть, прах земный по-русски, - и подсадила спутницу в седло.
– Тикаць швыдче!
Обе скакали, словно преследуемые, хотя никто их не нагонял. И сосен никто больше не валил перед ними. Бонедя спрятала свою пищаль в пустое туло для стрел.
– Троица!
– воскликнула Всеволожа, увидев церковные маковки, блистающие на солнце из-за высокой монастырской стены.
– Теперь и Переславль недалече.
Однако до Переславля им скакать не пришлось.
7
У стен Дома Преподобного Сергия, как часто называли Троицкий монастырь, образовался шатровый посад с полотняными улочками и тупичками. Дым от костров, кипятящих котлы с варевом для воинов, стлался по земле, как от неугодной жертвы. Людской гомон тяжелил воздух.
У заставы, охранявшей стан, всадницы остановились.
– Улица замкнента?
– растерялась Бонедя.
– Гляди-ка, девки верхами!
– разинул рот бородач с бердышом.
Евфимия спешилась, подошла к рогатке. Заставщики глядели хмуро.
Со стороны стана подходил юноша в узком кафтане до колен, богато украшенный высокий воротник-козырь твёрдо стоял под затылком. К вящей радости Евфимия узнала в юном дворянине Корнилия. Он, видимо, тоже узнал её, молвил несколько слов старшому заставы, и рогатка приотворилась.
– Здравствуй на много лет, дочь нашего боярина Всеволожа! Милости прошу!
– снял шапку заставщик.
Евфимия и Бонедя, ведя в поводу коней, пошли рядом с Корнилием.
– Слава Богу, что мы повстречались вновь, - улыбалась московскому знакомцу боярышня.
– Да как же ты здесь оказался?
– Запамятовала, Евфимия Ивановна? Сама же посулила мне клобук вместо дворянской шапки, - напомнил юноша.
– Вот я тотчас и ушёл от молодой великой княгини, несмотря на отговоры дяди и батюшки. Решил пробираться в Вологодскую землю в Кириллов-Белозерский монастырь и постричься. В Доме Преподобного Сергия сделал остановку. Рать сюда нагрянула внезапь. Люди тут нужны для пригляду. Вот и несу первое послушание.