Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие
Шрифт:
Предложенное Ю.Д. Апресяном выделение основных систем человека и соответствующих им органов представляется естественным, и, казалось бы, оно должно иметь универсальный характер, однако данные типологии языков мира показывают, что это не так. Как пишет Е.А. Найда, хаббы (Habbes) в Мали выражают печаль как «наличие больной печени», бомбары (Bambaras), живущие к западу от хаббов, считают, что печаль – это «наличие черного глаза». Народ мосси (Mossi), живущий немного к северу от Ганы, именует печаль как «наличие слабого сердца», тогда как у удуков (Uduks) из Судана печаль – это «наличие тяжелого желудка».
В китайском языке также эмоции весьма своеобразно локализуются в органах человеческого тела. Как показывает Тань Аошуан, для китайцев сердце xin тоже служит пристанищем многих видов эмоций и чувств – и радости, и печали, и страха, и зависти, например: xin li gaoxing «радостно в сердце», xin li bu gaoxing «недоволен» (на сердце нехорошо), xin li nanguo «на сердце печаль», xin li weiqu «в
Идея внутреннего сближает сердце с животом, поэтому слово duzi «живот» в китайском языке связано не только с анатомией и физиологией человека. «Живот» может служить обозначением человека: выражение iuzi e «живот проголодался» значит 'голодный' (ср. duzi chihuai «живот съел не то, что надо» = «расстройство желудка»). Эта часть человеческого тела охватывает все пространство ниже сердца и легких и также служит местонахождением мыслительного процесса: duzi li xiang «подумать в животе». В подобных контекстах «живот» переводится на русский язык как «душа».
Хотя роль сердца в генерации эмоций, судя по иероглифике и лексическим употреблениям, совершенно очевидна, некоторые чувства или ощущения прочно ассоциируются с другими органами. Более того, названия некоторых органов используются как обозначения: например, желчный пузырь означает смелость. Соответствующие коннотации передают указания на отклонения в размере этого органа: dan da (da dan) «большой желчный пузырь» предполагает храбрость, а «маленький желчный пузырь» – пугливость, трусость (примечательно наличие литературного выражения dan qie, букв. 'желчный пузырь боится', тоже обозначающего трусость). Наличие или отсутствие мужества обозначаются еще выражениями you (meiyou) danliang (букв. 'наличие или отсутствие емкости у желчного пузыря').
Орган, связанный с такими состояниями, как тоска, тревога, чувство одиночества, печаль, грусть, соответствующими понятию chou, это кишки. Он часто встречается в классической поэзии в контексте переживаний chou «тоска» и yuan «обида» в сочетаниях duan chang «обрывающее кишки», rou chang «нежные кишки». Как это ни коробит европейский слух, подобные употребления создают особое настроение поэтичности.
Для китайского мироощущения характерно и то, что органы чувств в языке фигурируют в парах. Так, например, сердце часто составляет пару с кишками: xin chang hao /huai «иметь хорошую / плохую душу». В этом случае физиологическая интерпретация невозможна: чтобы сердце воспринималось как один из пяти внутренних органов (wu zang), следует сказать xinzang hao huai. Сердце образует пару и с желчным пузырем: xin dan ju lie «сердце и желчный пузырь оба разрываются на части», xin jing dan zhan «сердце в испуге, желчный пузырь дрожит» [Тань 2004: 119–124].
Выделение субъекта языковой картины мира опирается на такое фундаментальное свойство естественного языка, как субъективность, обусловливающее субъективный характер познания мира человеком. Как пишет В.А. Маслова: «Человек познает окружающий мир, лишь предварительно выделив себя из этого мира, он как бы противопоставляет «Я» всему, что есть «не-Я». Таково, видимо, само устройство нашего мышления и языка: любой речемысли-тельный акт всегда априорно предполагает признание существования мира и при этом сообщает о наличии акта отражения мира субъектом.
Оказывается, то «Я», с которого начинается большинство наших высказываний, на самом деле представляет собой единство взаимосвязанных, но нетождественных ипостасей, которые отражают разные типы субъектной реакции на те или иные аспекты мира и разные роли субъекта в тех или иных ситуациях. Это может быть Я-физическое, Я-социальное, Я-интеллектуальное, Я-эмоциональное, Я-речемыслительное: «Эти ипостаси Я имеют различные формы манифестации, например, Я-эмоциональное может проявляться в разных социально-психологических ролях. Фраза Сегодня светит яркое солнце содержит следующие мысли: Я-физическое будет испытывать благоприятное воздействие солнечных лучей; это знает мое Я-интеллектуальное и посылает эту информацию собеседнику (Я-социальное), проявляя о нем заботу (Я-эмоциональное); сообщая ему об этом, действует мое Я-речемыслительное» [Маслова2001: 7].
Человек как субъект языковой картины мира выражается в способах языкового представления «Я», которые, как ни странно, вовсе не являются универсальными
Сложность субъективной организации естественного языка отчетливо видна на примере понятия роль говорящего, введенного Е.В. Падучевой именно для обозначения разных типов воплощения говорящего субъекта в языке. Автор выделяет четыре роли говорящего:
1) говорящий как субъект дейксиса (традиционный объект описания в лингвистике) – он задает значения дейктическим элементам типа здесь, сейчас и пр. и неявно воплощен в координате говорящего – особой модальной рамке;
2) говорящий как субъект речи – он обнаруживает себя в семантике речевых актов, т. е. в вербализации определенных иллокутивных целей. Его выражением является модальная рамка, приписываемая каждому речевому акту: 'Я говорю, что'; 'Я объявляю, заявляю, спрашиваю, упрекаю…';
3) говорящий как субъект сознания – он обнаруживает себя в контексте слов и синтаксических конструкций, где субъект ментального, эмоционального или волитивного состояния подразумевается семантикой, но не выражен и не может быть выражен в норме: Иван, кажется, чем-то расстроен (имеется в виду 'мне кажется'). В модальную рамку входит пропозициональная установка типа 'я думаю, я знаю, я полагаю, я хочу, чтобы…';
4) говорящий как субъект восприятия – он проявляется в конструкциях, предполагающих «фигуру наблюдателя»: В лесу раздавался топор дровосека (значение глагола предполагает обязательное включение позиции воспринимающего субъекта и оценку им расстояния до источника звука в отличие от простой констатации факта В лесу стучал топор дровосека).
Разные слова и конструкции в языке предполагают выбор разной «роли» говорящего. Эти роли могут быть выражены и все одновременно, а могут – не все. Кроме того, они могут не совпадать и в пределах одного высказывания.
Как выяснилось, разные языковые картины мира по-разному представляют соотношение указанных ипостасей или ролей «Я» говорящего. Так, в статье Рицуо Муракоси «Семантика говорящего: сопоставление русского, английского и японского языков» (2006) осуществляется сопоставление разных способов представления «Я» говорящего в указанных языках. Автор утверждает, что говорящий в английском языке носит общественно-коммуникативный характер, тогда как говорящий в японском языке – ментально-некоммуникативный. Если говорящий в английском языке отличается склонностью воздействовать на другое лицо / предмет, то говорящий в японском языке, скорее всего, чувствует, воспринимает и познает событие. Японский и английский языки – две противоположности. Русский язык представляется в этом отношении промежуточным.
Р. Муракоси исходит из того, что выражение словами мысли как таковое не обязательно предполагает ее передачу. Например, когда человек о чем-то задумывается, погружен в размышления, он делает это при помощи языка без коммуникативного намерения. В этом смысле речевую деятельность человека можно разделить на два уровня: уровень частной (внутренней) деятельности и уровень общественной (внешней) деятельности. Таким образом, можно выделить два «Я» – частное и общественное. Под частным «Я» понимается говорящий как субъект внутренней речи («субъект сознания», согласно Е.В. Падучевой), не предполагающий наличия слушающего, а под общественным «Я» – говорящий как субъект общения, т. е. внешней речи, предполагающий наличие слушающего («субъект речи», согласно Е.В. Падучевой).
Оказывается, в японском языке имеются разные слова для обозначения частного «Я» и общественного «Я». В высказывании Jibun– wa tadasii 'Я прав' – слово jibun обозначает частное «Я», т. е. говорящего как субъект сознания. Так как эта фраза содержит Jibun, она описывает внутреннее чувство говорящего и тем самым близка к монологической речи. Это внутренняя языковая репрезентация, не рассчитанная на сообщение собеседнику. Jibun отлично вписывается в контекст ментальной деятельности, но с глаголами физического действия оно несовместимо.
В отличие от обозначения частного «Я» средства выражения общественного «Я» весьма разнообразны. Watasi-/ Atasi-/ Boku-/ Ore– wa tadasii 'Я прав', если в данной фразе говорящий сообщает собеседнику, что он осознал или сознает, что он прав. Watasi, atasi, boku и ore обозначают общественное «Я», т. е. говорящего как субъекта сообщения. Все эти слова традиционно считаются формами местоимения 1-го лица ед. числа. Watasi – стилистически нейтральное слово и употребляется взрослыми как мужского, так и женского пола; atasi принадлежит женской речи, a boku и ore – мужской. Говорящий, говоря о себе, использует эти слова в непринужденном разговоре со своим ровесником, младшим или подчиненным.