Основы лингвокультурологии
Шрифт:
– «Изучение трёх «природ» трёх поэтов по трём зрительным образам («зрительный образ» = «картина мира» – А.Х.) нас способно ввести в глубочайшие ходы и их душ и в тончайшие нервы творчества»;
– «…Необходима путеводная нить – материал слов, образов, красок, рассортированный точно и собранный тщательно.» (подчёркнуто нами. – А.Х.) [Белый 1983: 551–556].
То, что было ясно Андрею Белому в начале XX века, становится очевидным для современных лексикографов. Слова, «собранные тщательно» и «рассортированные точно», способны дать информацию, которую другим путём ни за что не получишь.
Известный отечественный лексикограф ГА. Богатова пишет: «Слово и в тексте памятника письменности несёт конкретную историко-культурную информацию, но в словаре оно попадает в особую среду, которая вполне высвечивает связи слова и лучше хронологнзирует его семантические изменения – ведь слово «живёт», как правило, в корневой группе, благодаря чему его история как бы обретает свою плоть, возникает эффект «радуги» значений. Открывается возможность не только проследить за закономерностями эволюции лексики, но и взглянуть на те «приращения семантики слова», которые связаны с социальной, культурной, исторической обстановкой, в которой оно функционировало, и зафиксировать их в дефинициях за счёт включения сведений историко-энциклопедического характера, в системе помет, в подборе иллюстраций» [Богатова 1995: 22]. Вспоминаются хрестоматийные слова Д. Дидро о том, что одно лишь сравнение словаря в разные эпохи дает возможность представить характер прогресса народа.
Акад. Ю.Д. Апресян, работающий над словарем синонимов нового типа, высказывает плодотворную мысль: «Сверхзадачей системной лексикографии является отражение воплощенной в данном языке наивной картины мира – наивной геометрии, физики, этики, психологии и т. д. Наивные представления каждой из этих областей не хаотичны, а образуют определенные системы и, тем самым, должны единообразно описываться в словаре. Для этого, вообще говоря, надо было бы сначала реконструировать по данным лексических и грамматических значений соответствующий фрагмент наивной картины мира»[Апресян 1995: 39].
Опыт разработки комплекса липгвокультурологинеских методик
Каждый из отмеченных подходов к языку как источнику объективной информации о ментальности носителей языка имеет право на существование и способствует расширению наших знаний и о языке, и о менталитете. Однако каждый из подходов достаточно ограничен в своих эвристических возможностях, что предопределяет необходимость поиска и иных подходов к решению поставленного вопроса.
Мы теперь знаем, что слово – не только практическое устройство передачи информации, но и инструмент мысли и аккумулятор культуры. В результате слово превращается в надежное хранилище истории, мысли и культуры народа. И хотя мысль об особом – аккумулирующем – свойстве слова возникла давно, до сих пор не решен вопрос о том, что представляет собой «культурная память» слова, каков механизм этнокультурной аккумуляции, что представляют собой «узелки памяти». Полагают, что гениальность писателя состоит в умении выбрать и соединить такие слова, в которых читатель острее всего на интуитивном уровне улавливает сущностные этнокультурные смыслы.
Однако есть все основания полагать, что этническое, ментальное как некая «тайна» в полной мере представлено на бессознательном, архетипическом уровне, а потому может быть выявлено только через языковой анализ посредством лингвокультуроведческих методик.
В книге Н.Б. Мечковской «Языки религия» [1998] есть тезис о том, что культурная информация хранится как в самом языке, т. е. в семантических системах словаря и грамматики (это как бы «библиотека значений»), так и при помощи языка, – в речи, в устных и письменных текстах, созданных на языке (это «библиотека текстов») [Мечковская 1998:30]. Уместен вопрос, как сотрудничают обе эти «библиотеки», как, скажем, страницы тургеневских романов, посвященных образам женских персонажей, сжимаются до единственного словосочетания тургеневские женщины, почему кровь с молоком — прекрасно, а молоко с кровью — отвратительно (пример акад. Л.В. Щербы).
П. Флоренский отметил особое свойство слова, которое изначально не может быть единичным и в силу этого оказывается универсальным: «…Слово и неподвижно, устойчиво и, наоборот, неопределенно, безгранично, зыблемо, хотя и зыблясь, оно не оттягивает места своего ядра. Невидимые нити могут протягиваться между словами там, где при грубом учете их значений не может быть никакой связи, от слова тянутся нежные, но цепкие щупальца, схватывающиеся с таковыми же других слов, и тогда реальности, недоступные школьной речи, оказываются захваченными этою крепкою сетью из почти незримых нитей» [Флоренский 1973: 369].
Можно полагать, что слово реализует свою аккумулирующую функцию благодаря наличию у него связей различного уровня. Очевиден уровень лексиконной связи. Слова, вырванные из контекстов и сведенные в словаре различного типа, превращаются в единый метатекст, способный дать информацию, которую иным способом получить не удается. Информативно наличие слова, поскольку оно, во-первых, факт концептуализации мира, результат его постижения, во-вторых, имя явления культуры, духовной, материальной или художественной. Благодаря слову, сохранившемуся в лексиконе, язык помнит о том, что в настоящее время перестало быть актуальным. Информативно отсутствие слова в лексиконе – языковая лакуна. Она обнаруживается в случае затруднения определить концепт средствами родного языка и – чаще – в случаях сопоставления с другими языками (например, при переводе с языка на язык). Заслуживает внимания изучение уровней: 1) тематической связи; 2) семемной связи; 3) морфемной связи; 4) коннотации как особой формы связи слова.
Методики лингвокультурологии обычно ориентированы на текст в самом широком смысле этого слова, из которого и вычитывается требуемая информация. «.„Произведение искусства, как и любое другое сообщение, скрывает в себе собственные коды: сегодняшний читатель поэм Гомера извлекает из стихов такую массу сведений об образе мыслей, манере одеваться, есть, любить и воевать, что он вполне способен воссоздать идеологический и риторический мир, в котором жили эти люди. Так, в самом произведении мы отыскиваем к нему ключи, приближаясь к исходному коду, восстанавливаемому в процессе интерпретации контекста» (Эко 1998: 113].
Предлагаемые нами методики ориентированы не на текст, а на гипертекст, создаваемый в рамках лексикографического подхода. Мы подходим к исследованию слова через формирование и изучение «библиотеки связей слов». Возникновение подобной «библиотеки* стало возможным в ходе реализации проекта, который не имеет аналога в отечественной и мировой лексикографии. Лексикографический подход, который мы избираем, органически соединяет интерес к каждому отдельному слову с вниманием ко всей совокупности слов, составляющей весь словарь или отдельный его кластер. В результате лексикографическое описание даёт своеобразный гипертекст – многомерную сеть, в которой каждая точка или узел (в нашем случае это слово или словосочетание) самостоятельно увязывается с любой другой точкой или узлом. «Сеть» гипертекста в лексикографическом описании обеспечивает возможность гарантированно «уловить» культурные смыслы, аккумулированные в языке.
Нами разработана структура словарной статьи, в которой фиксируются все актуальные связи каждого фольклорного слова, при этом степень актуальности и устойчивости связи аргументируется количественными характеристиками – своеобразными знаками валентности слова. Связи слова, по нашему убеждению, и составляют те «узелки памяти», которые удерживают информацию об особенностях этнического миро видения, миропонимания и мироупорядочения. Связи слова по степени устойчивости распадаются на постоянные и эпизодические. Постоянные характеризуют «каркас» мировидения, эпизодические – точки развития (точки бифуркации) миропонимания.