Основы лингвокультурологии
Шрифт:
Весьма заметно различие в составе ряда тематических групп. Например, в группе «Интеллектуально-творческое действие, состояние» в русских песнях имеется всего четыре глагола: сказать, говорить, хотеть, знать, – во французских их девять. Помимо названных, это, например, глагол falloir «надлежать, долженствовать», не зафиксированный в русских песнях вообще. Этнически ярок и состав группы «Физиологическое действие, состояние». В русской песне это лексемы спать и жить, во французской – mourir «умереть», boire «пить> и manger «есть».
Примечательно явление частичного совпадения символического наполнения и коннотативного значения ряда лексем-аналогов. В этих случаях несовпадающие элементы значений особенно четко и ярко демонстрируют этническую специфику лексем (выявляются «специфические коннотации неспецифических концептов»), Например, русские лексемы пить, есть и французские boire «пить» и manger «есть» сходны в том, что совместная трапеза, питье в обеих песенных традициях символизируют соединение любящих. Отличаются лексемы пить и boire избирательностью сочетаемости: русский глагол чаще всего взаимодействует с лексемой конь и лексемами, называющими мужчину, если «пьют» воду, и с лексемами, называющими женщину, если «пьют» водку, чай; французский глагол в основном сочетается с лексемами, называющими мужчину, и «пьют» французы чаще всего вино. Русский глагол есть не употребляется с лексемами, называющими то, что едят герои, и встречается только в положительных контекстах. Аналогичная французская лексема предполагает подробное описание разнообразных кушаний и часто употребляется в мрачных контекстах, где объектом еды становится человек, труп человека. Чаще «съедают» девушку, и в этом видится буквальное понимание символического значения глагола «есть»: утоление любовного голода.
Проведенное Е.В. Гулянковым исследование французских глаголов и характера французских песен показывает, что французы предпочитают изображать героев в критических жизненных ситуациях. Именно описанием неординарных трагических событий (смерть детей, разрубание на части и съедание героев и т. п.) они придают песне больший эмоциональный накал. Русская песня использует совершенно иные средства для создания эмоционального настроя. Экспрессивность достигается и использование ем богатейших словообразовательных возможностей русского языка, тавтологических повторов и тд. Таким образом, если во французской песне в большей степени описывается мир событий, то в русской – мир чувств.
Можно констатировать, что в описании мира чувств одну из важных ролей играют эмотивные глаголы. В списке ста высокочастотных слов это русский глагол любить и французские глаголы aimer ‘любить’ и pfeurer ‘плакать’. Лексемы pfeurer и плакать демонстрируют разницу в отношении русских и французов к превратностям жизни. Французы избегают изображения неловких ситуаций, болезненных тем, оголенных чувств, тогда как русские гораздо более откровенны, могут даже впадать в другую крайность, «выворачивая душу наизнанку».
Весьма примечательно, что своеобразие характера самих песен русских и французов отображается в глагольных лексемах петь, chanter. Их функционирование показывает, что chanter всегда встречается в эмоционально-приподнятых контекстах, пение воспринимается как развлечение, связывается с удовольствием, во французской песне часто подчеркивается, о чем поется («песня в песне» – своеобразное подтверждение обязательности сюжета). В русской же песне глагол петь сочетается с лексемами, подчеркивающими как поют, – жалобно, жалобнешенько, тонко, с горя. Таким образом народ сам оценивает свои песни через употребление различных модификаторов, принадлежность их к определенному персонажу и т. д. Так, давно уже было замечено, что самые лучшие русские песни протяжны, напевны и носят грустный характер, тогда как французы поют веселые песни даже «назло судьбе», скрывая за внешней веселостью свои истинные чувства, пряча их за сатирой и шуткой. Французы умеют смеяться даже над собственными символами-, превращать в пародию то, что в других песнях имело философский смысл или вызывало умиление и слезы. Это проявляется при анализе сочетаемости многих лексем, например, perdre «терять» терять кошку вместо символического кольца, мужа в постели, жену в кабаке (perefre в значении «проиграть»).
Анализ высокочастотных существительных показывает, что русские гораздо подробнее описывают местоположение, ландшафт: в русской группе «Артефакты» из десяти слов восемь так или иначе называют местоположение героя; ландшафт описывают шесть русских лексем и три французских, называющих три основные реалии – «лес, море, земля». Неожиданно представлен в высокочастотной лексике французов растительный мир – существительным «капуста» у явно не символизирующим женщину (в русской песне три высокочастотных существительных, и все они символизируют женщину).
Очевидна избирательность русских в употреблении существительных день и ночь. Русская лексема ночь имеет отрицательную коннотацию, действия, совершаемые ночью, противопоставлены дневным, иногда даже осуждаются. Во французской песне лексемы «день» и «ночь» часто употребляются вместе, замещают друг друга, называя цельный временной отрезок. Совпадают характеры персонажей животного мира – это соловей (rossignol) – посредник, певец любви – и сокол, конь и ‘волк’ (loup), символизирующие мужчину.
Особенностью слов-наименований по сословному признаку является отсутствие указания на сословную принадлежность в русских лексемах и обязательное указание на нее во французских.
Интересна лексика, называющая ментифакты. У русских это высокочастотные существительные душа, слеза, горе> во французских – amour «любовь» и dieu «Бог». Песни, содержащие описание горя и слез, в русской лирике наиболее яркие, образные, эмоционально сильные, что свидетельствует о том, что русские любят и умеют описывать страдание. Эти лексемы в полной мере отражают соответствующий концепт. Во французской песне аналогичные лексемы далеко не высокочастотны (менее 7 с/у).
Исследование показывает, что русское слово любовь не отражает то истинное глубокое чувство, описание которого мы находим в русском песенном фольклоре. Во французской песне существительное amour отражает лишь чувственную сторону любви, употребляясь как синоним физиологической потребности. Виной тому является и сатира, столь характерная для французского песенного фольклора.
Как показало проведенное исследование, этническое своеобразие лексики проявляется и в приоритетности использования атрибутивов. Чаще всего русские используют при описании предметов такие пары прилагательных; чужой – родной, молодой – старый, широкий – высокий. В песнях французов не зафиксированы прилагательные, аналогичные русским чужой – родной. Зато пара grand – petit «большой – маленький» употребляется чрезвычайно активно. Это объясняется отчасти тем, что русские для выражения подобных значений активнее используют уменьшительно-ласкательные суффиксы, а французы применяют названные прилагательные.
Если у русских в качественных характеристиках большее внимание уделяется внутренним качествам человека (три из четырех лексем подгруппы – хороший, добрый, веселый), то во французской подгруппе из пяти лексем на первом месте по частотности beau «красивый», joli «милый, красивый» и лишь затем bon ‘хороший, добрый’ и doux «нежный> и gai ‘веселый’ Заслуживает внимания функционирование таких лексем, как золото и золотой, демонстрирующих близость в менталитете русских и французов, которые, в отличие от англичан, воспринимают золотой и золото не как ценностный элемент мира вещей, а как символический знак красоты и особенности.