Особая миссия (Сборник)
Шрифт:
Талибский офицер тем временем продолжал:
– А один из вас…
Он медленно поднял руку и указал плеткой сначала на Поля, потом на меня.
– …его связник. Об этом мне сообщил мой американский друг мистер Грегори Симпсон.
При этих словах мои глаза округлились, я невольно уставилась на Грега и увидела, что он делает какие-то еле заметные знаки головой и губами. Я не поняла ничего, кроме того, что здесь нельзя верить на слово ни одному человеку. И прежде всего не знаю, верить или не верить теперь американскому офицеру. Сомнения не помешали мне заметить,
– Один из вас может спасти свою жизнь, – продолжал покупать нас офицер в темных очках. – Он только укажет мне русского шпиона и его сообщника, и я отпущу его живым. Остальные умрут, и некому будет рассказать о его предательстве. Пусть это его не беспокоит. Мертвые хорошо хранят тайны…
«Вот так, – подумала я. – Наступает момент выбора. Ситуация еще не экстремальная, но движется к ней стремительно… Причем врет эта бородатая образина самым наглым образом – никто из нас отсюда живым не выйдет. Что у тебя там с твоими скрытыми возможностями, радость моя?.. Туго пока? Ну что ж, подождем, когда уже совсем плохо будет…»
– Не тешьте себя глупой надеждой, что будете просто молчать, а потом умрете от пули… Нет. Это было бы для вас спасением…
Офицер показал плеткой на лицо Судакова. Я невольно посмотрела вслед его движению и тут же отвела глаза… Лицо у Судакова было… Нет, на него просто нельзя было смотреть…
Я подумала, неизвестно еще, что свело с ума Ивана Васильевича Линева – расстрел больных или лицо Судакова. Недаром же картина его истязания напрочь стерлась из памяти пожилого эпидемиолога. Он же и словом нам об этом не обмолвился… А он не мог не присутствовать при пытке Судакова…
Было бы слишком не похоже на азиатов, если бы врача не заставили смотреть, как пытают его друга, коллегу и начальника…
– Внимательно смотрите на его лицо. У вас у всех будут такие же милые, привлекательные лица. Вы все будете похожи друг на друга, как братья… И сестры… Знаете, как легко снимать кожу с лица человека? Нужно только иметь очень хорошо поставленный удар… Такой, как у меня. Смотрите, как это просто…
Офицер откинул назад ремень плетки, сделал резкое движение рукой вперед, потом назад. Свистнула в воздухе узкая полоска кожи, и самый ее кончик хлестнул по обезображенному лицу Судакова.
В сторону брызнули капли свежей крови. Судаков хрипло закричал.
Очкарик сделал еще два шага на середину комнаты, встал между двух каменных столбов-опор и пристально посмотрел на меня…
Он вновь развернул свою плетку…
Я ждала только взмаха его руки, чтобы, не дожидаясь завершающего движения, броситься, но не на него, а к двери, где, открыв рот, тупо смотрел на происходящее охранник с автоматом.
Мне нужен был его автомат, а не плетка очкастого офицера.
Но его занесенная вверх рука вдруг застыла неподвижно, и я еле-еле успела затормозить уже почти начатое движение к двери.
И слава богу, что все же успела! Иначе бы я, предупреждая удар, рванулась к двери, и это, скорее всего, оказалось бы моим последним движением,
Но поскольку я осталась на месте, мне очень хорошо была видна картина далее произошедшего. Грег вдруг повалился на спину, головой в сторону Судакова и ногами к двери, и выпустил длинную оглушительную очередь в двух охранников – того, что пришел с офицерами, и в нашего часового, торчавшего в дверном проеме в надежде посмотреть на спектакль пытки… Оба они свалились под его выстрелами, не успев понять, что произошло.
В это время Поль, выставив вперед зажатый двумя руками пистолет, сделал пять выстрелов подряд по офицерам. Поль допустил только одну ошибку, но она стоила жизни Ивану Васильевичу.
Поль выстрелил сначала в офицера в очках, в руках которого было только плетка. Второй талиб-офицер успел в это время произвести два выстрела.
Одна пуля просвистела у меня рядом с головой. А вторая попала в живот Ивану Васильевичу.
Он не схватился руками за место ранения, не стал зажимать пулевое отверстие в животе… Он только как-то весь напрягся, сделал настороженное лицо, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и стал потихоньку оседать на пол, пока не прислонился спиной к неровной каменной стене и не сполз по ней вниз…
Выстрелы Поля перебили руку с плеткой офицеру в очках, распороли ему левое плечо и снесли ползатылка офицеру с пистолетом… Оба охранника были убиты Грегом наповал. Он всадил в каждого пуль по пять.
Судаков, очнувшийся от удара плетью, хрипел у стены. Кровь ручейком стекала ему на шею и грудь. Грег, едва затихли выстрелы, вновь вскочил на ноги и выбежал в соседнюю каменную комнату. Поль, подобрав один из автоматов, устремился за ним, на бегу крикнув мне, словно приказ:
– Займись Судаковым!..
«Вот спасибо, дорогой, подсказал! – возмутилась я. – Без тебя не знала бы, что и делать…»
Я подбежала сначала к привалившемуся к стене Судакову, на ходу достала из личной аптечки две дозы штатного наркотика в специальных шприц-тюбиках и слегка дрогнувшей рукой проколола в двух местах Судакову залитую кровью шею. Больше, собственно, я для него ничего сделать не могла. Наркотик разрешалось применять как обезболиватель и антидепрессант только в самых крайних, исключительных случаях. Но разве сейчас не такой именно случай?
Затем я бросилась к раненному в живот Линеву и повторила только что совершенную мной процедуру. Я не медик, понятия не имею, что нужно делать в таких случаях – при ранении в живот. Сначала я хотела его положить, но потом решила, что его лучше не трогать. Пульс с трудом, но все же прощупывался в его жилистой иссохшей руке. Пульс был еле заметный, прерывающийся, но все же был.
Иван Васильевич сидел у стены, все с тем же настороженным выражением в немигающих глазах. Мне это очень не понравилось. Я даже помахала рукой перед его лицом. Зрачки не реагировали. Я еще раз нащупала пульс. Пульс был. Я вздохнула и на всякий случай вколола ему еще и стимулятор сердечной деятельности. Решила, что это не повредит, по крайней мере…