Особенная дружба | Странная дружба
Шрифт:
Je t'aime, je t'adore -
Qu'a jamais sur man creur
Ma tendresse t' enlace!
Quand d'ameres alarmes
Oppresseront man sein,
Tu recevras mes larmes.
Et mes lettres tremblantes,
Au jour de la douleur
S' attacheront brUlantes
Ates pieds -
Restez sur ma poitrine,
Presents du Bien—Aime!
Cache dans mes blessures,
Je m'enivre d'amour.
Я люблю тебя, я тебя обожаю -
Когда–нибудь в сердце моём
Моя любовь удержит тебя!
и т. д
На обороте мальчик приписал две строки карандашом:
Не пишите мне. Я напишу Вам.
Жорж,
На станции, из–за того, что отец Лозон вновь путешествовал с Mорисом и Александром, Жорж попал в другой вагон. Но он больше не был таким застенчивым, как на Рождество, и напрягал свой мозг в попытке ещё раз увидеться с Александром. Он и Люсьен вышли в коридор, чтобы исследовать поезд. Они обнаружили купе, которое искали; дверь в него была не закрыта, и они медленно проследовали мимо, делая вид, что погружены в разговор.
Отец Лозон читал свой молитвенник. Сидящий лицом к нему Александр положил голову на спинку сиденья и, по–видимому, заснул. Он завернулся в своё синее пальто, но разошедшиеся полы находились выше его голых коленок. Жорж захотелось, чтобы его проход не остался незамеченным; ему вспомнилось их первое свидание в оранжерее, когда он сидел, положив голову на колени мальчика.
3
Тем же вечером, в гостиной, Жорж спросил у отца, может ли он рассмотреть монету с головой Александра поближе — ящик был заперт. Он сослался на своё школьное сочинение о Греции, сочинение, которое было использовано для его избрания в Академию. Он сказал, что вспоминал об этой золотой монете, чтобы лучше представить себе классическое прошлое.
Жорж с уважением взял в руки маленький, но тяжелый диск. Он созерцал рельефное изображение Александра, которому от его руки передавалось нежное тепло, как когда–то тело другого Александра передало тепло медальону, носимому им на шее. Монета оказалось не симметричной; как сказал отец Жоржа, она была обрезана каким–то скрягой ещё в древности. Но профиль героя по–прежнему был отчётлив и не повреждён. Сверкая из–под перьев шлемом, он бросал вызов времени и людям. На обратной стороне имелась фигура Победы, чьи крылья, казалось, поддерживались словом — именем Александра. Это предзнаменование было не менее благоприятно, чем Амур Фесписа.
— Монета, — сказал маркиз де Сарр, — называется статир, и если бы не отсечения, то она, по существу, в первозданном виде; она сохранила Александра на пике его достижений, на века.
Эти слова доставили Жоржу восхитительное удовольствие. Он, в качестве ответной благодарности, поцеловал своего отца — но разве отец Лозон не называл такой поцелуй святым?
Он решил, что тоже соберёт коллекцию, когда вырастет, и она будет посвящена тому Александру, который сделал имя своего юного друга знаменитым. Она будет включать в себя не только монеты, но и бюсты, гобелены, картины, гравюры, и все книги, когда–либо написанных о нем. Он разорит себя, собирая эту коллекцию. Она станет ему памятником. Культ Святого Имени Иисуса никогда не вдохновлял Люсьена так, как завладело Жоржем Великолепное Имя Александра.
Его основным занятием стало ежедневное ожидание почты. Между визитами почтальона он покидал дом в попытке развлечься. Он катался на велосипеде, посещал уроки фехтования, ходил в бассейн, или плавал на лодке по реке. Он обнаружил, что у него нет никакого желания оставаться дома. Чтение, ранее любимейшее из его занятий, больше его не интересовало, раз уж он не мог прочесть послание, которое надеялся получить. Он одолжил La P'echeresse Анри де Ренье [La p'echeresse, histoire d’amour (Грешница, история любви), 1920, роман, автор — де Ренье Анри, 1864–1936, французский поэт и писатель, член Французской академии] из библиотеки отца, вставив на её место свою книгу, чтобы скрыть пустоту — он всегда так поступал. Роман не смог надолго удержать его внимание, словно был «Житием святого Жана—Франсуа Реги».
Он получил письмо, но оно пришло от Люсьена. Люсьен писал, что на этот раз он первым написал Андре, так что теперь Андре не в чем его упрекнуть. И он только что прочитал Tha"is Анатоля Франса, разделяя устоявшиеся восхищение Жоржа этой книгой, хотя некоторые фрагменты из неё показались ему скучными. Возможно ли, писал он, что во время прошлых каникул я зачитывался «Милым Иисусом, перевод с испанского»? Люсьен не стал повторно предлагать свои услуги в качестве агента своего астрологического дяди, заявив Жоржу, что гороскопы интересуют его также мало, как и в индульгенции.
Был получен табель Жоржа за семестр. Под словами «Для замечаний» настоятель приписал «Очень хороший ученик», но за этими словами шли три точки, вернее три жирные точки, которые указывали на сомнение, и которые показались Жоржу наполненными весьма взрывоопасным смыслом.
Его родители не обратили на них внимания. Но его кузина, приехавшая в тот же день, когда пришёл табель, не преминула их заметить, и заговорить о них, в попытке подразнить его. Они вызвали у неё большое любопытство касательно тайн его колледжа.
— Все, что я могу рассказать тебе об этих тайнах, — пояснил Жорж, — так это то, что они подобны Митре[Митра — божество индоиранского происхождения, связанное с дружественностью, договором, согласием и солнечным светом. В последние века до н. э. возникла особая религия с культом Митры — митраизм, получившая распространение в эллинистическом мире. В святилищах — митреумах совершались особые мистерии Митры, доступные только посвященным мужчинам] — посмотри в энциклопедии; женщины туда не допускались.
— Не настолько, в чём ты не готов признаться, — парировала Лилиан, — в то время как одни думают о девушках, другие готовятся занять их место чем–то другим.
Эта шутка разозлила Жоржа, и он решил отплатить своей кузине неприятностью. Он был совершенно уверен, что Александр не является заменой, и не может быть кем–то заменен. Он постоянно думал об Александре.
Нежелание его друга писать ему начало его беспокоить. Он стал волноваться, не случилось ли у дела с той запиской, уже рассмотренного в колледже, продолжения дома. Он верил в добросовестность покровителя Александра, Отца Лозона; но опасался, что в случае с Александром, настоятель, вероятно, не ограничился намеком, выраженным в трех точках.