Особое задание
Шрифт:
«Так их, гадов! Так!» -шептал он, сжимая кулаки.
Штурмовик еще раз развернулся и ударил из пушек по убегавшим гитлеровцам. Аэросани пылали, по ветру стлался смрадный черный дым.
Могучий штурмовик летел туда, где начинало румяниться утреннее небо, где ждали его боевые друзья.
Настенька
Прилетел я в партизанский отряд в середине августа сорок третьего. Ночь выдалась трудная. Нужно было за час-два разгрузить самолет, взять на борт раненых и
До рассвета оставалось немного времени. Люди, не зажигая огней, без шума и сутолоки, быстро разгрузили самолет. Тут же на подводах увозили ящики с боеприпасами, медикаментами в лес. Изредка доносились отрывистые команды комиссара отряда Иллариона Васильевича Красильникова, моего давнишнего друга. Он руководил погрузкой людей в самолет.
Я сидел под сосной и обдумывал обратный маршрут полета. Повторять путь, которым летел сюда, не хотелось. В трех местах самолет обстреляли вражеские зенитки, наткнулся на прожекторы. Я решил обойти этот район.
Скоро наступит утро, надо торопиться, чтобы затемно перелететь линию фронта. Пошел к комиссару.
– Кажется, справились ко времени,- радостно сказал Илларион Васильевич, увидев меня.- А ты готов?
– Все в порядке. Можно лететь?
– Давай. Счастливого пути. Прилетай, не забывай нас.
Комиссар крепко пожал мне руку. Только я поднялся по трапу к двери самолета, как послышался голос Красильникова:
– Отставить вылет!
Я сошел на землю.
– Прости, что задерживаю,- сказал комиссар.- Понимаешь, только сейчас девочку из соседнего отряда привезли. Надо срочно доставить на Большую землю. Совсем плохо ей.
Комиссар посигналил фонариком, и к самолету приблизились люди с носилками. На них, покрытая одеялом, лежала девочка. Бледное личико в предрассветных сумерках казалось безжизненным.
– И откуда в этакой крохе столько мужества?!
– сказал Илларион Васильевич, когда девочку пронесли мимо нас в самолет.
– А что она сделала?
– поинтересовался я.
– Сам толком не знаю. Вот сказали бойцы, будто помогла она нашим самолетам разбомбить большой немецкий аэродром. Прилетишь в следующий раз - все узнаешь. Ну, доброго пути!
Через десять минут я уже был в воздухе.
Только поздней осенью мне снова пришлось побывать в этом партизанском отряде, где я и узнал о подвиге тринадцатилетней Настеньки Устиновой.
Вторая военная зима была на исходе. Все выше поднималось мартовское солнце. Настенька сидела у окна, нетерпеливо ожидая возвращения матери.
По улице поселка тянулись колонны вражеских солдат, с ревом разбрызгивая по сторонам талый грязный снег, мчались танки. Вид у солдат далеко не бравый.
Опустив головы, они брели на станцию, чтобы отправиться к линии фронта.
В сенях громко постучали. Когда Настенька открыла дверь, староста поселка дядька Филипп ввалился в хату, топая по чистым
– Собирайся. Поедешь с нами.
Не успела Настенька спросить, куда и зачем она должна ехать, как староста грубо толкнул ее:
– Сказано - быстрее, нас ждут.
Накинув на плечи пальтишко, повязав наскоро голову стареньким шерстяным платком, Настенька дрожащими от волнения руками закрыла дверь на замок, положила за наличник ключ и заторопилась вслед за старостой и солдатом.
«Что им нужно от меня?» - тревожилась Настенька. Она зябко пожимала худенькими плечиками, то и дело закидывая за спину длинную косу.
– Не дрожи, дуреха! Работу тебе хорошую нашел. Будешь кататься как сыр в масле,- обернувшись к Насте, криво усмехнулся Филипп.- Скажешь матери, чтоб отблагодарила за заботу.
Подошли к комендатуре. У крыльца стоял черный автомобиль. Солдат открыл дверцу.
– Залезай!
– Староста подтолкнул девочку к машине.
«Мерседес» выехал за поселок и помчался дальше по дороге. Минут через тридцать машина въехала в густой лес и запетляла между деревьями.
Наконец за стволами сосен показался просвет неба. Настя услышала многоголосый рев моторов.
Автомобиль понесся по ровной бетонированной дороге.
«Аэродром!» - догадалась Настя.
Это был действительно один из крупных на Западном фронте гитлеровских аэродромов. Серые, с крестами на боках самолеты тяжело разбегались по длинной, уходящей вдаль взлетной полосе и пропадали в тревожном мареве.
Минуя перепоясанный широкими полосами бетона аэродром, «мерседес» снова нырнул в сосновый бор и вскоре остановился у тяжелых металлических ворот. По обеим сторонам - немецкие автоматчики. За высоким забором, опоясанным сверху колючей проволокой, большой каменный особняк.
– Пошли! Чего рот разинула?
– староста, взяв Настеньку за руку, потащил ее за собой.
Они миновали часовых, прошли по аллее, обсаженной голыми кустами сирени, и очутились перед широким крыльцом. Навстречу им вышла длинная худющая немка. На тонком, с синими прожилками носу зацепилось на золотой цепочке пенсне.
– Эта?- спросила немка по-русски.
– Она,- с готовностью ответил староста, отвесив низкий поклон.
Кольнув девочку острым взглядом, немка коротко приказала:
– Отфоди на кухня…
Староста провел Настеньку в другую половину особняка.
– Ну, смотри не подведи меня,-вытирая пот со лба, злобно прошипел он,- Слушайся фрау Эльзу. Иначе и тебя и матку твою со свету сживу. Поняла?
– и поднес к лицу девочки свой увесистый кулак.
На кухне Настеньку встретила тетя Груша - бывшая кухарка поселкового детского садика. Быстрая в движениях, что было удивительным при ее полноте, эта добрая говорунья все время что-то мыла, вытирала, переставляла.