Особый курьер
Шрифт:
До сих пор авиация миротворцев не пропускала к городу ни одной вооруженной группы, атакуя всех без разбора, и все же боевики были в городе.
Перед инспектором оставалась целая пачка еще не разобранной документации, но он уже потерял к ней интерес, поскольку главным для него было принятие решения. А детали можно было рассмотреть потом.
Стоил ли Рурчин того, чтобы рисковать жизнями солдат элитных подразделений? Здесь, на орбите Рабана, было достаточно сил, чтобы вышвырнуть из города и втрое большее количество нарушителей, даже без поддержки авиации.
Ральф Паккард понимал, что там, внизу, гибнут ни в чем не повинные люди. Слабые люди, которые не могли за себя постоять, возможно, женщины, дети и старики, но федеральный инспектор не имел права думать о частностях. Он был достаточно высоким чиновником, чтобы решать судьбы миллионов и даже десятков миллионов людей, но теперешняя задача была для него недостаточно масштабной. Паккарду случалось посылать в бой легионы сухопутных войск и сводные космические флоты.
Могучие пушки «трансрейдеров» и армады орбитальных бомбардировщиков ставили на колени любого бунтовщика или агрессора, но что делать сейчас, когда требуется спасти всего лишь двести тысяч мирных граждан?
Брать ответственность на себя Ральф Паккард не решался.
«Посоветуюсь с федеральным координатором», – решил он и пододвинул к себе аппарат связи.
– Приемная координатора Фенда, – ответил женский голос.
– Здравствуйте, говорит инспектор Паккард.
– Здравствуйте, инспектор. Вы хотите поговорить с координатором Фендом?
– Да, если он свободен.
– Он свободен, но у вас будет только три минуты. Внимание, я вас соединяю.
– Координатор Фенд слушает, – услышал Паккард знакомый голос.
– Здравствуйте, ваше превосходительство, это инспектор Ральф Паккард.
– А, здравствуйте, инспектор. Какие проблемы?
– На Рабане небольшая заварушка.
– На Рабане? Напомните мне, пожалуйста, что там у нас – ядерная зима?
– Нет, ваше превосходительство, на Рабане была эпидемия «красной лихорадки».
– А-а, ну как же, теперь вспомнил – «красная лихорадка». И что там теперь?
Паккард прекрасно понимал координатора, который каждый день получал десятки подобных сообщений и должен был вникать в суть каждого из них.
– Ваше превосходительство, проблема в гражданской войне, разделившей население материка Конго на два лагеря. Разделение было проведено искусственно нашими миротворческими силами. На территории санитарной зоны находится город Рурчин, в котором осталось около двухсот тысяч жителей, и вот теперь этот город захвачен силами одной из группировок.
– Так что вы от меня хотите, дорогой инспектор? Двести тысяч человек – это не проблема. Вон в районе синей звезды Голен война каждый день уносит по миллиону человек – вот это проблема, а городок с двумястами тысячами населения… Не знаю, что вам сказать.
– Я прошу только поддержки, ваше превосходительство. Если я пошлю туда войска, вы меня поддержите?
– Ничего обещать не могу, инспектор, слишком уж незначительная операция.
– Но, ваше превосходительство…
– У вас осталось
– Делайте что хотите, инспектор Паккард, но только под свою ответственность, – успел сказать координатор, и связь разорвалась.
Наступила пустая, тоскливая тишина. Ее равнодушие нарушал только вентилятор судового кондиционера. Он как ни в чем не бывало продолжал нагонять воздух и делал это независимо от того, убивали где-то людей или нет. Он был всего лишь машиной, порождением эпохи высоких технологий.
«Вот так же и координатор Фенд, – подумал Паккард, – крутится весь день, что-то нагнетает, а спасти конкретных людей не может».
Настенные часы пробили ровно три часа. Перерыв закончился. Инспектор поднялся с дивана и стал собираться. Он надел китель, пригладил волосы и уже собрался выйти, когда заметил, что его ноги обуты в мягкие тапочки. Такого с инспектором еще не бывало.
«Нужно что-то менять в своей жизни, – решил он, – нужно что-то менять, а то так и останусь человеком, сделанным из шестеренок».
100
Двигаясь по поверхности платформы, опоры уиндера издавали жутчайший скрежет, который передавался всему корпусу судна. Стены и перегородки противно резонировали, и в пилотской кабине стояла ужасающая какофония.
Джек Холланд находился у лобового иллюминатора и наблюдал за тем, как его судно медленно разворачивалось в сторону заправочного терминала.
Около трех сотен перепачканных грязью людей изо всех сил налегали на деревянные брусья, при этом ухитряясь не залезать друг другу на головы. На платформе было так тесно, что уже двое повстанцев сорвались с платформы и разбились насмерть. Однако эти потери ни на секунду не прерывали работу, и командовавший операцией камрад Харрис продолжал подгонять людей:
– Давай, камрады, навались слева! Сильнее! Давай еще! Хорошо!
Безликая масса людей кряхтела, стонала, наваливаясь на рычаги, и, если балка вдруг соскакивала, слышались крики придавленных.
Их спускали вниз и снова брались за работу, ведь с каланчи продолжал стрелять пулемет, не давая людям Чемуля и подошедшему полку Торпедо пробиться к арсеналу.
Устав смотреть в иллюминатор, Джек вернулся в пилотское кресло и стал раскачиваться, словно ехал верхом. Монотонность постоянных толчков и непрекращающийся шум, как ни странно, навевали сон и воспоминания о безмятежной жизни на Бургасе.
Улыбающаяся физиономия Байрона, нежный взгляд Сары, ее движения, легкая походка. Где все это? В будущем или в прошлом?
Последовало несколько толчков, и корабль развернулся настолько, что Джеку стал виден столб дыма, поднимавшийся от горевшего танкера.
«Если повернут еще на десять градусов, можно будет стрелять», – отметил он.
В надежде на заправку уиндера Джек был готов вступить в чужую и непонятную ему войну.
«Эх, мне бы баки залить, а там – только меня и видели! Получу денежки и забуду о Рабане, как будто его и не было».