Особый слуга

Дьяченко Наталья

Вращаясь среди светского общества, она не могла не столкнуться с князем Антоном. Это случилось на одном из балов. Приглашенная на котильон своим неизменным поклонником Пьеро Поцелуевым, после перехода графиня оказалась vis-a-vis[4] князя. Он ничуть не изменился с их последней встречи: был также надменно-изыскан, также красив и, пожалуй, даже сильнее прежнего походил на Мефистофеля. Полетт положила левую руку с зажатым в ней веером поверх его руки в белой перчатке, стараясь встать так далеко, как только было возможно. Князь насмешливо вскинул бровь:

— Боишься?

Вместо

того, чтобы взять Полетт за другую руку, он обхватил ее за талию, притянул к себе и закружил. Полетт не поддержала его развязный тон, вбивая между ними официальное «вы», как в старину разделяли мечом спящих на одном ложе.

— Вы выбиваетесь из такта, князь.

— Напротив, создаю новый такт. Я люблю котильон за то, что он предполагает импровизацию. Но ты, как я помню, предпочитаешь во всем следовать традициям.

К радости Полетт, настал черед перехода, и на некоторое время она была избавлена от общества Соколова.

— Он досаждает вам? — исполняя chaine anglaise[5], спросил Пьеро, от внимания которого не укрылось вольное обхождение князя.

— Ничуть, — запротестовала графиня, не желая вмешивать Поцелуева в их с Антоном вражду.

Пьеро облегченно выдохнул:

— Стало быть, нет повода вступаться за вашу честь?

— Что вы, конечно же нет. Упаси вас Боже стреляться!

— От сердца отлегло. Я плохой стрелок. У нас в доме не было пистолетов. Цыганка нагадала матушке, будто мне следует стеречься шальной пули, и она приказала выбросить их все.

Они закружились, а затем разошлись, и Полетт вновь оказалась напротив князя. На сей раз ей лучше удалось овладеть своими эмоциями.

— Еще не натешилась местью? — спросил Антон, когда они сходились.

— Простите? — меняясь с ним местами спросила графиня, заслоняясь холодной вежливостью, будто щитом.

— Не наигралась моим слугой? Признаться, я привык к его услугам.

— Теперь это мой слуга, — успела ответить Полетт, прежде чем музыкальные волны вновь разнесли их по сторонам.

Ей впору было ненавидеть Соколова, однако по прошествии времени она не находила в себе ни ненависти, ни злости. Обладающая очистительной силой любовь смыла все прочие чувства: и страх, на который намекал Соколов, и жажду мести, что так рьяно разжигала в себе сама графиня. В какой-то мере она даже была признательна князю за ту ночь, ведь если бы ее не случилось, Полетт никогда не узнала бы Северина, не изведала пьянящий вкус его ласк.

[1] Первой дамой, важной особой.

[2] То же, что и алебастровая.

[3] Прекрасно (итал.)

[4] Визави — человек, который находится напротив. Образовано от французского vis-a-vis — «лицом к лицу». В данном случае используется в значении танцующих друг против друга.

[5] Фигура, во время которой партнеры vis-a-vis подают друг другу правые руки и меняются местами.

Письмо от князя

Несколько дней спустя, накануне приятно проведя время, переезжая с бала на бал, графиня пробудилась томной и разнеженной. Ей приснился поистине чудесный сон,

и отголоски его все еще звучали у нее в душе. Сон в руку, поторопилась сказать Полетт, изо всех сил желая, чтобы пригрезившееся сбылось наяву. Никаких неотложных дел ее не ждало, и графиня позвонила горничной, попросив принести кофе для бодрости, а сама принялась предаваться мечтам. Так сладко было просто жить, видеть солнце в окне, знать, что обиды остались позади, а грядущее полно одних только радостных встреч.

Аннета пришла вскоре, подала хозяйке поднос с чашкой тончайшего фарфора, наполненной дразнящим ноздри темным напитком, обронила ненароком:

— Управляющий с раннего утра осведомлялся о вас. Какое-то у него неотложное дело. Просил предупредить, как вы проснетесь. Я передала, чтобы он обождал.

Горничная довольно ревностно отнеслась к появлению Северина и при любом удобном случае выказывала перед ним свою близость к хозяйке.

Сон в руку, повторила Полетт про себя, а вслух произнесла, напустив на себя лениво-равнодушный вид, какой не раз наблюдала у светских красавиц:

— Отчего же? Зови, коли просил.

Сама она тем временем поэлегантнее оперлась на подушку, рассыпала пряди волос по плечам, красиво изломила запястье, поправила газовый пеньюар, подаренный Кристобалем на годовщину их свадьбы. Немного поразмыслив, Полетт спустила бретельку пеньюара с одного плеча.

Северин явно не ожидал застать хозяйку в постели. Графиня всегда представала пред ним безупречно одетой и причесанной, а эта женщина с припухшими после сна губами, с тяжелыми веками, под которыми колыхались обрывки ночных видений, в окружении белого шелка и тонкой газовой ткани с просвечивающими сквозь нее соблазнительными округлостями, была похожа на Венеру, принимающую Тангейзера в зачарованном гроте горы Херзельберг[1].

Управляющий замер, не решаясь переступить порог.

— Доброго дня, ваше сиятельство. Верно, Аннета что-то перепутала. Я зайду позже? — наконец пробормотал он.

— Аннета говорила, вы ждали моего пробуждения. Полагаю, вы не стали бы разыскивать меня из-за пустяков. Что за нужда томит вас в столь раннюю пору?

Золоченые часы на туалетном столике — затейливое творение швейцарских мастеров — показывали далеко за полдень, но для графини, воротившейся под утро, день только начался.

— Я хотел обратиться к вам с просьбой об отлучке.

— Что-то случилось?

— Я получил записку от моего прежнего хозяина. Он катался верхом и упал с лошади. Доктора полагают, до ночи он не дотянет. Их сиятельство просил, чтобы я провел с ним последние часы.

— Упал с лошади? Но на днях мы плясали котильон, и князь был в добром здравии, — повторила графиня, пытаясь осмыслить услышанное.

Несмотря на свое желание поквитаться, Полетт никогда не желала Антону смерти. В конце концов, как он справедливо заметил, пострадала ее гордость, но не она сама. И вот теперь князь умирал, что никак не укладывалось в голове Полетт. Этот напористый, жесткий, властный мужчина также как прочие оказался бессилен перед волей фатума!