Осознание
Шрифт:
– А когда нас в госпиталь переправят?
– перебил я его.
– А смысл?
– пожал плечами Вовка.
– Мои проблемы врач говорит сами пройдут. Работа спинного мозга и желез тоже сама восстановится в течении полугода. Нам нечего в госпитале делать вот нас и не спешат вывозить. А может просто боятся, что мы растрепим, что видели здесь внутри. Я хмыкнул и спросил:
– А что мы видели? Я лично ничего не видел. Вовка покачал головой и сказал:
– Зато я многое тут повидал. И даже помочь местным работягам успел.
Я вопросительно посмотрел на него, и он уже хотел рассказать, но в это время дверь в курительную открылась, и вошли двое
– На седьмой фазе выброс будет на три с половиной процента меньше. На восьмой на три точка две… - говорил один мужчина другому.
– На девятой выброса может вообще не быть. Там сигнал не нашел сопротивления вообще. Как в черную дыру ухнул и не вернулся.
– Ты же не думаешь что там полость?
– Я думаю, что там уровень.
– Ты тоже заразился этой дурочкой…
– При чем тут она. Ее модель рабочая. Ее теория имеет право на жизнь. В Новосибирске построили модель. Отработали все, что делали мы и получили те же результаты. Качалов уже статью написал. Уже отзывы из Аргентины пришли. Там повторили и получили тоже самое. Это не тот пробой, который мы добивались. Это тот самый сигма-пробой, который описал еще раньше Кстесс. Самый настоящий сигма-пробой
– Ты же сам Кстесса матом ругал и неудачником называл!
– удивился собеседник и посмотрел мельком на Вовку, который отчаянно делал вид, что не слушает.
– Значит извинюсь, как возможность будет.
– отрезал первый и закуривая пояснил: - Кстесс все равно баран. Вместо того, что бы дать полную выкладку, к которой мы сейчас пришли он с заумным видом, без выкладок, нам пытался нас убедить в том, что в теории Полякова не описано никак и не предусмотрено вообще. Что я должен был говорить? Ах, Кстесс вы такой гениальный, что сделали за неделю то, что не сделал Поляков со своей командой работая двенадцать лет? Вы, мол, смогли разобраться в том, в чем институт разбирается уже двадцать лет? Так? То, что ему озарение пришло это его проблемы. А вот мы доказали! Разницу почувствуй! Доказали существование полостей и уровней, и что если мы хотим получить единицу Полякова нам надо не в по синусу пускать, а искать прямой вариант. Кстати… Говоривший достал из кармана миниатюрный радиоприемник и проговорил в него:
– Катенька, а полость вы как для Игоря Андреевича описали? Через какое уравнение? Через мое? Ой, спасибо золотце. Это я и хотел узнать. Ага. Кстати, как там у вас? Почему температура падает? Ну, это к физикам. Да будите их смело, утро уже. Нет, мы с Павлом Георгиевичем еще не ложились. В обед ляжем. Спасибо Катенька еще раз.
– он убрал рацию в карман и сказал собеседнику: - Не смотри на меня так.
– Да я чего… - покачал головой и, ставя чашку на столик, сказал второй.
– Я знаю, что ты думаешь, когда так смотришь. Второй негромко засмеялся и спросил:
– Но почему через твое-то? Это уравнение Кстесса.
– Без моих переменных и без моего вычисления обратного сигнала это уравнение ничто. И вот поверь мне, что оно будет названо моим именем, а не именем неудачника Кстесса. Пошли вниз посмотрим результаты… уже должны быть готовы. Они поднялись и вышли из курилки. Я только головой покачал и признался:
– Нифига не понял.
Вовка долил себе чаю и сказал:
– Начнешь понимать быстро… поверь. Это местный математик-теоретик. По мне так наимерзейшая личность, но надо отдать ему должное. Чтобы проверить свои выкладки он приперся на рабочую установку и уже недели две тут сидит проверяет. Смелый. С ним был местный физик. Он кстати прибыл с теми, кто нас нашел. Его Павлом зовут. Он не любит, когда его по имени отчеству называют. Он себя, говорит, старым чувствует. Катенька, с которой … этот… говорил это оператор контроля. Они в самом низу сидят на девятом или одиннадцатом этажах. Там две контрольных комнаты. Смотря, в какой фазе эксперимент в той и операторы живут. Сейчас у них бурение. Они посылают энергетический сигнал пространство Полякова и ловят эхо. По глубине и частотности эха судят, что они обнаружили. Если эхо частое, то его быстро превращают в выброс, чтобы не запороть аппаратуру и снова не равнять площадки под установку энергетическую, которые сходят на нет сразу после непереведенного эха… Я даже рот раскрыл.
– Эээээ, а ты сам понимаешь, что ты только что сказал?
– справедливо спросил я. Улыбаясь и отпивая чай, Вовка пояснил:
– Поверхностно. Про пространство Полякова мне Катька неделю назад рассказала. Про выхлопы и преобразованное эхо мне Павел рассказывал и даже объяснил, почему слабый энергетический импульс при возвращении принимает вид страшнейшего энергетического удара. В принципе если не вдаваться в подробности они тут вечный двигатель изобрели.
– Ага… - сказал я, силясь понять, как за двадцать два дня можно ТАК изменить человека.
– Я смотрю, ты тут времени даром не теряешь? С учеными общий язык нашел.
Засмеявшись Вовка, пообещал мне, что и я найду с ними общий язык. Главное сначала общий язык с медиком найти.
Уже перед завтраком, проходя тесты на адекватность и сдавая анализы, я пытался найти общий язык с медиком:
– Вы не скажете, когда нас переправят отсюда?
– Не скажу.
– отвечал медик изучая отчет о содержании в мой крови белых и красных кровяных телец. То ли он не досчитался толи еще что, но он хмурился и как-то по-детски закусывал нижнюю губу.
– А вообще вы не знаете, когда все отсюда поедем?
– Не знаю. Я разочарованно смотрел на его сосредоточенное лицо и спросил:
– Как там у меня доктор?
– Да никак… - ответил он, отложив в сторону результаты анализов. Поглядев на меня, он сказал: - Идите к себе в комнату и отдыхайте. Завтра будем проводить терапию вам.
– Это что значит?
– Увидите… - ответил он. И все. Общий язык с таким найти сложно. Да и с Катей я общий язык не нашел сразу, когда меня представил ей Вовка:
– А ты значит тоже антиглобалист и противник текущего режима?
– спросила она, когда мы сидели в столовой на пятом ярусе и осваивали новый вид завтрака - омлет без яиц, то есть чистый синтетик.
Посмотрев выразительно на Вовку, я вынужденно кивнул. Девушка, поправив прядь волос и уложив ее за ушко, сказала:
– Вот вам делать мужикам нечего. Тут такие вещи творятся, а вам лишь бы повоевать с кем-нибудь.
Я, ничего не отвечая, жевал омлет, а девушка пустилась в пространные рассуждения:
– Я бы понимаю, если бы парень, скажем, шел в армию и там воевал бы на здоровье. Я понимаю, если бы он сражался за свою родину. А ваши детские игрушки с плакатами, наверное, и весело, но как-то не по мне. А когда у вас начинается обострения и появляются другие игрушки, к примеру, оружие, я вообще перестаю понимать, о чем вы думаете.