Осознание
Шрифт:
Павел, обращаясь к светилу математики, интересовался, поедет ли тот еще раз на ВБНК или предпочтет кабинетную работу. Светило честно призналось, что разницы, для него лично на практике, никакой и он останется в институте разбираться с получаемыми результатами и готовить новые модели для экспериментов. После этих слов даже я заметил облегчение на лице Павла. Он повеселел и предложил всем собравшимся выпить за плодотворную работу, проделанную на ВБНК. Пусть они все не успели, но получено много материалов, которые они как раз и смогут проанализировать до следующей отправки. Катерина, которая тихонько сидела в сторонке в этот раз не выдержала, поднявшись, взяла со стола пакет с вином
– Да, давайте выпьем за очередные безрезультатно потраченные деньги.
Светило математики только хмыкнуло во всеобщей тишине. А Катерина демонстративно подняла пакет и присосалась к нему жадно глотая. Немного разрядил обстановку Павел сказавший:
– Ты только на базе не говори так, а то нас всех разгонят к чертовой матери и тебе придется учительницей физики в школу идти. Все негромко посмеялись, а Катя, оторвавшись от пакета, заявила:
– Да я и сама думаю заявление подавать. Я уже не могу так бесполезно тратить время. Лучше буду детей учить. Перспектив здесь у меня никаких…
В общем, Катя, как могла, испортила настроение всем. Только не мне и Вовке. Мы-то безумно радовались близкому отъезду. И нам было наплевать на их научные разборки. Вот только, когда заговорил Юрий Любимов, мы напряглись:
– Катя… а что такое? А ты оставайся сейчас и узнаешь на себе что такое передача не энергии, а материи. Ударная волна тут будет через минут сорок. Думаю, желе, в которое ты превратишься, наглядно продемонстрирует тебе все прелести твоей теории.
– Да Катя оставайтесь.
– поддакнут математик и обращаясь к своим коллегам сказал: - Представляете, какой объем материала нам придется обработать, после того как из пятидесяти килограммов, или сколько вы Катя весите, получилось литров сто пятьдесят жидкости. Нонсенс! Невероятно! Но зато как наглядно… Катя презрительно посмотрела на Юрия и математика и сказала:
– Двоечники. Вам бы самим в школу. Даже я, сидя сейчас оператором, знаю, что эпицентр никогда не подвергается воздействию отдачи. Павел поднялся со своего места и примирительно поднял руки:
– Катя. Юрий. Спокойно. Я лично прекрасно понимаю, что Катенька с нами до того момента, как появится вакансия у Полякова или у Кстесса. Надо с пониманием отнестись. Тем более что физику-практику трудно сидеть на второстепенной должности. Я бы тоже чувствовал себя задвинутым на ее месте. А ты Юрий, вместо того чтобы поддержать коллегу морально, провоцируешь новые конфликты. Твои заслуги в нашей работе очевидны. Но я думаю, что будь на твоем месте Катя, она бы не стала так презрительно относится к физику, который вынужденно работает оператором.
Нет, Юрию нисколько не было стыдно. Математику, которого Павел тактично не трогал тоже. А Катя, устало присев на стол, сказала:
– Оставьте это. У меня было время подумать. По возвращении в лагерь или в институт я напишу заявление. Я уже не верю, что меня когда-нибудь допустят к практической работе.
– Не горячитесь Катя.
– сказал один из математиков.
– Я когда-то тоже просто обрабатывал чужие модели. Тоже занимался простыми вычислениями. Все через это проходят.
Катя отпила из пакета, и я заметил, как зло она посмотрела на ведущего математика, подозревая, что именно его модели просчитывал говоривший. Но, переведя взгляд, она сказала:
– До того, как я занялась проблемами энергетических переходов, я работала в группе Кайлиса. И была ведущим специалистом. Именно я подготовила, провела и результировала эксперимент с девятью зеркалами. Я получила скачкообразное увеличение получаемой энергии и доказала возможность использования энергии вакуума. Я не начинающая дурочка, считающая, что ее несправедливо держат на задворках. Я специалист и раз уж я включена в проект, раз мне не отказали сразу, а допустили к работе, я справедливо хочу, чтобы мои знания использовались. Чтобы я могла разрабатывать и проводить пусть не собственные, пусть чужие эксперименты, а не сидеть снимать и обрабатывать показания, которые может обработать даже он.
– Катя почему-то указала на меня. Я с некоторой досадой подумал, что она слишком низкого мнения о моих интеллектуальных способностях раз сказала слово «даже».
– Да.
– согласился неожиданно Павел.
– Вы не начинающая дурочка. И оставим этот разговор. Приедем в лагерь, я жду вашего рапорта на отчисление из моей группы. У меня нет гениев и дебилов. Я привык, что все мои сотрудники относятся уважительно к друг другу. Вы, наверное, слишком гениальна для моей команды. Я не думаю что мы сработаемся. Хотите, возвращайтесь в институт. Хотите, покидайте и его. Но я с вами работать не хочу. Павел оставил пакет с вином на столе и, обращаясь к окружающим, сказал:
– Извините, кажется, я забыл в своей комнате одну важную вещь. Когда он вышел именно Швецов, покачав головой сказал:
– Катюх, ты дура.
Никто вслух таких слов понятно не повторил, но все заулыбались. А Катя поднялась и отвечая Швецову сказала:
– Я и так знаю это.
Она взяла свою довольно объемную сумку и, не говоря никому ни слова больше, вышла из столовой.
– Она не начинающая дурочка.
– подняв палец вверх сказало светило математики.
– Она просто дурочка. Созревшая и готовая к употреблению.
Многие засмеялись. Я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь. Тему стали развивать, и вскоре математик уже рассказывал о собственном подобном опыте общения.
– Я когда работал в лаборатории при институте проблем турбулентности, пришел к выводу что хоть женщины и усидчивы и им можно поручать довольно непростые задачи, но работу в полевых, так сказать, условиях им поручать нельзя. Длительное пребывание вдали от дома от родных плохо сказывается на них. Когда мы перешли к экспериментам в различных средах, то полигоны были раскиданы по всему земному шару. От вод Адриатики до разряженного воздуха Эльбруса. Я лично смог первый раз побывать в своем доме в Шлиссельбурге только через полгода. Стоит ли говорить, что я на себе ощутил, что такое уставшие от оторванности женщины. Я насмотрелся и истерик гораздо безобразней этой и при мне случилась даже одна попытка самоубийства. Да-да, самоубийства. И больше того, мне потом пришлось давать показания, так как эта сотрудница обвинила именно меня в доведении ее до этой грани. Представляете? С тех пор в моей команде никогда не работают женщины. Увольте, я больше не хочу доверять их слабым нервам и образному мышлению.
Кто-то с пониманием кивал, а я подумал, что не в первый раз слышу такие интонации и речи. Словно он извиняется. Словно он оправдывается сейчас, так как неуверен, что ему поверили тогда. Странные мысли мне пришли в голову.
Раздался мелодичный сигнал, и голос оператора сообщил через настенный динамики:
– Готовность пять минут. Вагон уже на подходе. Поедем с комфортом. Всем одеваться!
Мы поднялись и направились к выходу из столовой. Потом дружно поднялись на нулевой этаж и прошли в тамбур со скафандрами. Мне предложили забрать мой уже практически дезактивированный за такое время, проведенное в растворе. Я оделся думая, что и правда бы не отмазался перед снабженцами за пропавший скафандр и, с шлемом наготове, стал ждать команды на выход. В дверях со своей сумкой появился Павел и спросил: