Осознание
Шрифт:
Я молчал. Ситуация когда я молчу, а говорит только он, уже перестала казаться бредовой. Она стала настолько понятной и даже можно сказать громко, честной. Честной, потому что я не был уверен, что перед другими он станет оправдываться. Но передо мной… даже он признавал мое право знать и понять, что им двигало.
Потом мы молчали. Я по дурацки разглядывал потолок в мелкую серую полоску, отчего он сам весь казался просто серым. Он мял в руках сигарету не решаясь закурить. Через минут двадцать такого
Он меня не останавливал и только молящее глядел мне в след, когда я на пороге обернулся. Я аккуратно прикрыл за собой дверь. И хотел уже направится к лестнице наверх, когда меня окликнули сзади. Офицер контроля поманил меня к себе, и мы вошли с ним в кабинет с аппаратурой записи. Там он попросил меня дать ему мой мобильный и я протягивая ему даже не поинтересовался зачем. Мобильник перекочевал в руки оператора, и тот уже поднес универсальный порт видеофона к устройству ввода-вывода на его аппаратуре. Две минуты возни и я понял, что они закачали в память мобилы запись в комнате переговоров.
– Дома посмотришь.
– сказал мне возвращая мобильник оператор.
– Я лично никогда такого не видел. Ты ни одного слова не сказал. Это что вообще было? Гипноз? Я прочистил горло и сказал:
– Нет. Просто мне было ему нечего сказать. А он, все что хотел сказать давно забыл. Нес какую-то чушь.
Офицер юстиции посмотрел на меня внимательно, но ничего не сказав, вывел за дверь. Мы поднялись с ним в отделение милиции и, уже на выходе, я спросил:
– Вам достаточно этой записи?
– Более чем.
– кивнув подтвердил офицер.
– Ты молодец…
Я, поглядев за прозрачные двери дежурной части, спросил, не глядя у контролера:
– Я вам больше не понадоблюсь?
– Наверное, нет. Только в суде тебе придется подтвердить видео запись под присягой. Сам понимаешь, адвокат все равно экспертизу затребует. А с твоими показаниями она будет считаться доказательством до подтверждения, что это монтаж.
– А когда суд?
– вяло, спросил я. Перспектива еще раз встречаться с ним меня не радовала.
– У следователя жесткие десятидневные сроки после задержания. Завтра, послезавтра следователи передадут дело мне, я подтвержу, что он содержался в достойных условиях и к нему не применялись недозволительные меры воздействия. Прокурор уже представит дело в суд. Все как обычно. Ничего нового. Так что через недельку будет встреча судьи, прокурора и адвоката. Они уже обговорят точную дату заседания и начнут рассылать повестки своим свидетелям через канцелярию суда. Я сделаю пометку, чтобы тебе оформили вызов через их робота автодозвона. Я помню, что у тебя мама и все такое…
Я отмахнулся и рассказал, что она уже все знает. Офицер развел руками, мол, он тут не при чем, и мы распрощались.
Вернувшись домой я показал запись отцу уже вернувшемуся и он, просмотрев, не спрашивая скопировал ее в память телевизора чтобы показать маме или потом, откопировав к себе показать знакомым. Он искренне восхитился моей выдержке. А я только пожал плечами.
Забрав мобильный из его рук, я предупредил, что буду поздно вышел в коридор обуться. Отец выйдя следом только и сказал:
– Я же говорил - появится машина будешь пропадать черти где. Я захотел вначале просто отшутиться, но потом сказал серьезно:
– Пап, я должен о многом подумать. Один.
– Так иди к себе в комнату и там думай. Или тебе и квартиры теперь мало. Собираешься еще и отдельно жить? Мы все помним, чем это кончилось.
Я, чувствуя нарастающую панику во мне, торопливо застегивал липучки на мокасинах.
– Ну, в общем, все понятно… - сказал расстроено отец и вышел в комнату. Ничего, не доказывая ему, я выскочил на лестницу.
Боже, как медленно поднимался лифт с моей машиной. Мне казалось что это не руки это сам руль потеет в ожидании, когда кончится этот бесконечный подъем. Распугав собравшихся на дороге перед выездом кошек, я рванул со двора. Только выехав на проспект Лидеров я подумал, что мне собственно некуда ехать. Что нет на земле ни одного человека, кому я могу рассказать такое. Того, кто посмотрит запись не как очередное шоу, а кто проникнется всем маразмом ситуации. Кто поймет, в каком я состоянии. Была половина восьмого вечера, когда я позвонил Кате и спросил:
– Ты одна? Поправляя домашний халатик, она грустно улыбнулась и призналась:
– Как ты сбежал от моих цепких ручек, я теперь всегда одна.
– Я не так давно сбежал.
– Горько усмехнувшись, ответил я.
– Да?
– поморщила в удивлении носик Катя.
– Тебе не говорили, что время относительно не только для физических объектов при релятивистских скоростях? Но и для психики? Кивнув, я дал понять, что это мне знакомо и сказал, не глядя в камеру:
– К тебе сейчас можно? Она не смогла скрыть своей радости и ответила:
– Конечно! Я думала сегодня на работе задержаться, чтобы мыслей всяких дурных в голову не лезло… но нас всех выгнали. Плановая проверка помещений… Я думала уже спать лечь. Мне переодеться? Мы куда-нибудь пойдем? Покачав головой, и все так же избегая камеры глазами, я попросил:
– Катюш… Кать, а ты можешь позвонить моему отцу и сказать, что я у тебя, чтобы он не волновался? А то я так дико выскочил из дома. Да еще сегодня кое что произошло… он знает что мы с тобой… ну поссорились… скажи ему, что, типа, я приехал мириться. Хорошо Кать? Пожалуйста. Она сделала понимающее лицо и, кивнув, сказала: