Осознание
Шрифт:
Когда мы вытащили механика из верхнего и водителя из нижнего люка кабины и вынесли их на площадку подальше от фонящей танкетки, я сразу раскрыл забрала их шлемов. Открыл и закрыл обратно. Поднялся на негнущихся ногах. И, потратив секунд двадцать, чтобы совладать с нервами, как можно быстрее потащил себя к ближайшему ангару. Войдя в него, я открыл щиток спецсигналов и ударил по общей тревоге. По этому сигналу обязательно выезжает и охрана и медики. Связываться с медчастью и объяснять, что к нам приехали угли на костях вместо живых людей у меня просто не хватило бы моральных сил. Вернувшись к лежащим на траве ребятам я встал на колени и хотел, было стащить скафандры,
– Нельзя. Сейчас нельзя. Нужны специалисты. Нужна дезактивация. Смотри, что счетчик на них показывает. И нам, кстати, теперь тоже.
Машина с автоматчиками приехала первой и, оцепив нас на почтительном расстоянии, стали ждать, что будет дальше. Офицер издалека, опасаясь приближаться, выяснил, в чем дело и стал сам дополнительно вызванивать медиков. Пострадавшие ребята не подавали признаков жизни, и я с ними прощался прямо там на траве. Я не слишком хорошо их знал, но я знал четко, что на их месте мог оказать Олег, Вовка, и даже этот придурок Сашка, который конечно идиот по большому счету, но смерти точно не заслуживает. Мед машина подкатила к нам, и врач в спецснаряжении приказал занести тела прямо в скафандрах внутрь и уложить их на пол. Запустив только сигнализационные огни скорая, быстро исчезла из вида. От ребят в нашей памяти осталась примятая выгоревшая трава да пыльный с закопченными боками трактор, рядом с которым даже мы без спецснаряжения коньки бы отбросили очень быстро.
После длительной, многочасовой дезактивации тракторов и скафандров мы, не сговариваясь, спрятались в столовой и наотрез отказывались из нее выходить. Повара, которые желали уже уехать домой в свой Погребень, по пятницам они уезжали сразу после обеда, нажаловались начальству, что мы не уходим и через полчаса в столовую вошел главный особист лагеря и наш Пал Саныч, в чьей доброте мы убедились только сегодня.
Надо отдать должное. Они не читали лекций или нотаций. Они своей волей отпустили поваров домой, разрешив не закрывать столовую, а нам на стол поставили несколько бутылок водки.
– После «чистки» пить не стоит… - сказал особист, разливая по железным кружкам порции.
– Но раз тут такое…
– Они мертвы?
– как всегда влез со своими глупыми вопросами Сашка.
Пал Саныч и Олег синхронно посмотрели на дурачка, но ничего не сказали. Особист поднял кружку и, сказав положенное на счет земли и пуха выпил. Мы тоже последовали его примеру. Пал Саныч кряхтя осилил свою кружку и, убрав ее на соседний стол, развернул перед нами карту.
– Вот ВБНК. Здесь они были живы и работали. Они подготовили площадку. Установили маяки. И куража ради на скале вот тут вырезали болгаркой надпись… неприличную. После этого они включили автоводителя и сами толи уснули, толи потеряли сознание. Во всяком случае, умерли они не возле волшебника. Случись это там не допер бы трактор до третьей зоны.. Разряды попали в них уже в песчаниках. Это пятнадцать-двадцать километров от ВБНК.
– Они просто мгновенно зажарились… - не спрашивая, а констатируя, сказал Андрюха и ни на кого не обращая внимания налил себе водки и залпом выпил.
– Да.
– кивнул Пал Саныч - Смерть была быстрой. Повторяю экспертиза не нашла следов агонии или мучений. Влага с поверхности мгновенно испарилась. И вместо спасения, скафандры принесли гибель, не отведя сразу пар от тел. В разряде двадцать семь тысяч градусов. Силу тока измерить вообще слабо представляется возможным. Это один разряд. А в танкетку попало не менее трех. Даже если бы их не сварило при первом попадании, то вторым и третьим их бы добило. Трактор тоже не приспособлен для сброса заряда в землю. Наоборот. Чтобы он мог работать в зоне, где по земле пущен высокий ток он заизолирован максимально. Насколько это вообще возможно. Что тут скажешь. Ребятам просто основательно не повезло. Так сложилось…
Я, последовав примеру Андрея, тоже налил себе, но пить не спешил. Подождал пока Вовка нальет и другие.
– А что вы их родственникам скажете?
– поинтересовался Олег, держа на весу кружку.
– Правду, конечно.
– уверенно сказал особист.
– Погибли при выполнении служебных обязанностей. Их семьи получат страховку, получат пособие от государства и пенсию пожизненную для родителей ввиду утери детей и невозможности ими в дальнейшем выполнять сыновние обязательства.
Мы молча покивали и выпили. Это хоть что-то. Могли втихую списать под грифом «пропал без вести» или «совершил побег».
– Я наверное последний день с вами, ребята.
– сказал жестко Пал Саныч.
– Меня вызвали в Москву по этому инциденту. А сюда прибудет комиссия министерства юстиции. Они бучу поднимут знатную, почему осужденные на незначительный срок погибли при отбытии альтернативного наказания. И даже, если все обойдется… Я, уже написал прошение об отставке. Так что в любом случае не вернусь к вам.
Мы опять покивали и выпили. А что тут скажешь? Посочувствовать человеку пославшему на гибель людей? Бред. А обвинять его в чем-то язык не поворачивался. Они погибли не от радиации. От радиации их вырубило. Это нормально. Перестроенный организм сам себя выключает, когда начинается массовое разрушение клеток под воздействием излучения. После таких выключений люди по сто лет живут и ничего. Меня самого по первой частенько рубило в сон. Их убил разряд. Вероятность прямого попадания теряется в миллиардных долях… вероятность погибнуть от него измененному еще меньше. Это просто железный гроб, раскалившись, изжарил наших ребят. А может еще что… но мы этого, думаю, уже не узнаем.
Пал Саныч свернул карту, чтобы на нее нечаянно не налили, и поднялся с места.
– Я пить с вами не буду. Надеюсь, поймете почему. Мне тяжело так же как вам. И мне тяжело смотреть вам в глаза. Я пойду… мне надо собрать еще вещи. Особист проводил взглядом нашего старшего и спросил, обратившись ко всем:
– Я понимаю не место и не время. Но я сейчас тоже уйду писать отчеты. Есть какие-то пожелания кроме отдыха? Вам дадут неделю заниматься своими делами, пока тут комиссии будут работать. Я подумал немного и попросил:
– У нас товарищ есть. Сергей Перепёла. Он был арестован за то, что назвал этот поход самоубийственным и отказался участвовать. Его должны были законопатить на юг. Но думаю, он еще на базе. Есть ли возможность вернуть его нам. Он хороший механик отличный водитель. А мы потеряли двоих. Кого пришлют вместо них не знаем и что они из себя представлять будут тоже. А Серый все знает в нашей кухне и все умеет.
К моей просьбе присоединились все тринадцать присутствующих. Прерывая гудение и возгласы, особист сказал:
– Да. Это реально. Я рапорт еще не писал на него. Он на губе сидит сейчас в Погребне, а не в лагере. Завтра пошлю бойцов, они привезут его обратно. Это все? Для себя что-нибудь просить будете? Завтра же «правачеловеки» приедут, я смогу через них вам что-нибудь добиться. Если хотите, могу поговорить на счет кондиционера вам в бунгало. А то днем у вас там духота страшенная.
– Было бы не плохо - сказал я.
– И, если можно, холодильник бы нам… хотя бы старенький. Не для пива же просим. Продукты что с города привозим портятся.