Осознание

thelordofthedark

– Чтобы поругаться, сначала надо хотя бы найти причину для этого, – Эдвард отрицательно покачал головой, – Ульян, я не хочу обсуждать эту тему, просто скажи мне, где ее сейчас можно найти. Ты представляешь, где она может быть или нет?

– Если не у себя в домике, то в музыкальном клубе, – уверенно сказала Ульяна, – или просто так по лагерю без дела шатается, – она пожала плечами, – Хотя это вряд ли, Ольга Дмитриевна после линейки никому сидеть спокойно не дает, если встретит, обязательно даст какое-нибудь задание!

– Тогда сначала в музыкальный клуб, – решил Эдвард, – Указывай дорогу, как туда идти. Заодно и отметимся.

– Ага! – Ульяна была готова идти куда угодно, лишь бы не стоять на месте, – Там ты еще и с Мику познакомишься. Ты ведь ее еще не видел, да? – она потянула его через всю площадь к клубу,

примерно в ту же сторону, где находился медпункт и библиотека, куда тоже следует обязательно зайти, заполнив еще несколько пунктов из списка. Позволив Ульяне вести, Эдвард снова уставился в список, но глаза не воспринимали слова, а мысли продолжали уходить не в том направлении, скача в разные стороны, что с ним не случалось уже очень давно. «Совенок» тоже забирает свою плату, пробуждая в нем те чувства, от которых давно отказался, справедливо считая их слабостью, и Эдвард теперь пытался разобраться в том, что в нем сейчас происходит. Может быть, свою роль играет невероятная атмосфера этого лагеря, где привычное ему окружение попросту отсутствует. Здесь не стоит каждую секунду опасаться за свою жизнь, человек здесь словно состоит в симбиозе с самой природой, а не ограждается от нее высокими стенами и укреплениями, здесь нет той привычной жестокости, которая ему казалось обыденностью. Здесь даже некого ненавидеть, и он словно теряет те точки опоры, на каких строилось его прежнее мировоззрение. Тихо и осторожно, скромной улыбкой Слави, веселым смехом Алисы, задором Ульяны и беззлобной сердитостью Ольги Дмитриевны «Совенок» словно заново вытаскивает из него то, что для этих людей повседневные моменты, но для него самого слабость, которую нельзя допускать. Зачем? Зачем все это происходит? Он ведь может все исправить, изменить в любую секунду, пройдя совершенно другим путем. Тем, каким привык, неся смерть и разрушение, но вместо этого играет в эти игры, делает вид, что он совершенно другой человек.

Останавливало только одно. Он не знал, кто эти люди, на них не было вины в том, что оказался здесь. Во всяком случае, сейчас Эдвард думал именно так, искоса смотря на беззаботную Ульяну, скакавшую рядом с ним в сторону музыкального клуба. Такой игры просто не может быть, для них это реальность, а он действительно какой-то пионер, ехавший из райцентра и заснувший в автобусе. Нельзя просто так убивать людей, всегда должна быть какая-то цель, это именно та черта, через которую он не позволял себе перейти, ведь дальше нет ничего, кроме страха и безумия. Эти девушки ведь показывают ему совершенно другой мир, где нет той ненависти, что давно для него стала нормой существования. Он еще не утратил чувство прекрасного, и «Совенок» словно пользуется этим, показывая ему чистую и хрупкую жизнь, где радость и дружба стоят гораздо больше, чем он думал, а красота и чистота такое же обычное явление, как и пылевые бури в его родном мире. Эдвард боялся нарушить эту идиллию, не смея осквернять такой хрупкий мир кровью и болью, не мог заставить этих людей страдать, обвинив их только в том, что сам каким-то случаем оказался здесь…

– Пришли! – Ульяна показала ему на небольшое деревянное здание с широкими окнами во всю стену, сейчас закрытыми тонкой кружевной занавеской, и большой крутой верандой, соединявшей в себе и крыльцо с тремя стоптанными ступеньками. Музыкальный клуб стоял на небольшой открытой полянке, утопая в зелени и цветах, а за ним, на расстоянии пятнадцати-двадцати метров снова поднимались деревья леса, закрывавшего пионерский лагерь с той стороны. К клубу вела выложенная плиткой дорожка, но не похоже, чтобы ей часто пользовались, даже ступеньки покрывал тонкий слой нанесенного ветром песка, где отпечатывались следы всего лишь нескольких пар ног, что все же сюда время от времени захаживали.

Поднявшись по ступенькам, Эдвард постучался в прикрытую фанерную дверь, сначала осторожно, а потом громче, пока не услышал торопливые шаги. И через несколько секунд дверь ему открыла удивительная девочка, еще один занимательный персонаж лагеря, только сейчас решивший ему представиться. Тонкая, почти хрупкая фигурка, на которой сидел такой же наряд пионерской формы, гибкая и плавная в движениях, как клинок из змеиной стали. Чуть более острые, чем у остальных, черты лица совмещались с большими бледно зелеными глазами с, казалось, громадными ресницами, но самыми впечатляющими были волосы аквамаринового цвета, стянутые

в две длинные косы, опускавшиеся чуть ли не до пола. Улыбаясь, девушка замерла перед Эдвардом.

– Привет! Ты новенький? Проходи! Почти весь лагерь о тебе говорит. А правда, что ты только вчера приехал? Я тебя вчера только в столовой видела, но и то мельком, народа было очень много. В столовой, кстати, вчера очень вкусно кормили, хотя я больше люблю рыбу, но и это тоже ничего… Ты проходи, тут немного тесно, много инструментов. Я почти на всех играю. Хотя, конечно, лучше всего на гитаре, – девушка говорила практически без умолку, не останавливаясь даже, чтобы сделать очередной вдох. И не получалось даже слова вставить, настолько быстрым был речевой поток и скачки с темы на тему, абсолютно друг с другом не связанные, но, видимо, имевшие какие-то логические переходы для нее самой. Эдвард только беспомощно посмотрел на Ульяну, но та лишь беззаботно улыбнулась, словно не видела ничего нового.

– Прости, пожалуйста, – все-таки удалось ему вклиниться в этот непрерывный речевой поток, когда девушка отвлеклась и посмотрела в сторону рояля, на котором лежала наполовину заполненная нотная тетрадь, – Я действительно здесь новенький, отправили с обходным листом. Эдвард, очень рад знакомству, – он чуть поклонился в знак приветствия, наконец-то действуя так, как привык, правила придворного этикета нельзя было выбить из головы даже годами длительных походов, где нравы и правила просты до предела.

– А я Мику, – девочка, тряхнув головой, от чего ее длинные косы тут же пошли волнами, протянула ему руку для рукопожатия. Наверное, так здесь и было принято, и Эдвард осторожно пожал маленькую ладошку с тонкими пальчиками, – Мне тоже очень приятно. У тебя имя такое странное, почти как у меня. У меня имя японское, поскольку мама из Японии, а вот папа русский. Мне не все верят, но это на самом деле так. Он настоящий инженер, правда-правда. И познакомился с мамой в Японии, когда там какую-то плотину строили… Или электростанцию… Или завод… В общем, что-то очень большое строили! И очень-очень важное! А сейчас здесь что-то строят. Правда-правда… Папа сюда приехал и меня с собой привез, говорил, что я должна увидеть его Родину. А сейчас вот в пионерлагерь приехала! – поток информации, вывалившийся на голову Эдварда, был подобен водопаду, прорвавшему плотину, снося все остальное и выметая из головы напрочь любые другие мысли, не давая даже сосредоточиться на чем-то еще. Мику даже не находка для шпиона, выдавая все, что знает первому встречному, таких расстреливать надо, безопасности ради, чтобы случайно не выболтала и важную информацию. Эдвард несколько раз уже пытался открыть рот, вставить хотя бы слово, но девушка не давала даже этого, говоря без остановки.

– Мика!!! – голос Ульяны прервал этот неостановимый речевой поток самым грубым образом, но, возможно, только так и получается хоть что-то отвечать этой странной девушке из Японии, – Мы тут с обходным листом пришли! – Ульяна уже говорила, повернувшись к ним спиной и явно собираясь пролезть к барабанной установке, стоявшей в углу. Для нее это явно самый подходящий инструмент, большой и громкий, как раз для того, чтобы окончательно испортить нервы остальным обитателям лагеря.

– С обходным?! Ой, отлично, я расписаться должна, – девушка выхватила у Эдварда листок и заметалась по сторонам в поисках ручки, – Да, тут музыкальный клуб есть, я сейчас поставлю роспись. Я тут в клубе одна, больше никто не записывался. А ты не хочешь записаться? Может умеешь играть на инструментах каких-нибудь? А если нет, я тебя научу, это совсем несложно, правда-правда. Даже на губной гармошке могу… Ой! – она внезапно остановилась и почему-то с грустными глазами посмотрела на Эдварда, – Я ведь ее как раз пыталась достать из-под рояля, она туда закатилась, а достать не получается…

– Вот эта? – Ульяна уже сменила позицию, услышав о губной гармошке, и пользуясь преимуществом маленького роста, скрылась под роялем, через несколько секунд появившись уже с небольшим металлическим инструментом в руках. Прежде, чем кто-либо успел ей что-то сказать, поднесла гармошку к губам и с силой дунула, издав звук, напоминающий рев раненного мастодонта, – Круто!

– Действительно, – Эдвард сделал жест рукой, словно прочищает заложенные уши, – Я бы предпочел что-нибудь более пологое… – Мику рассмеялась, забавно прикрыв рот сложенными ладошками, – Мику… это твое полное имя?