Ост-Индский вояж
Шрифт:
Это их желание вскоре оказалось осуществимо. Тимурджи-ага позволил до сумерек побродить по городу, но вести себя тихо и незаметно.
— Пошли к реке. Страшно охота искупаться, — предложил Сафрон, зная, что никто не откажется. — Только купаемся по два человека. Остальные сторожат вещи и оружие. Простирнуть можно одежонку. Вся запылилась и затёрлась от жары, пыли и, пота. Вот земелька!
Они долго бултыхались в тёплой воде, но все равно получили удовольствие. В пути помыться им не удавалось, а горные речки были слишком холодны,
Мосул славился отличными ткачами. Эти труженики ткали такие ткани, которыми не пренебрегали даже монархи, и не захудалые, а самые могущественные. А караваны по тысяче верблюдов расходились из Мосула во все стороны, достигая туманного Альбиона и деревянной Руси.
Казаки сильно удивились, узнав, что Тимурджи продал все товары вместе с верблюдами и ничего не говорил казакам. Ещё стало ясно, что и охрану всю рассчитал, оставив только казаков и слугу, который, как догадывался Данил, был отменным воином. Это подсмотрел однажды Герасим.
— Вот орудовал саблей, казаки! — говорил он восторженно. — Куда там нашим!
— Кому это нашим? — обиженно спросил Данилка.
— Я никого не видел, чтоб так орудовали оружием, — смутился Гераська. — А как кинжал бросал в цель! Шагов с десяти попадал точно куда надо, почти не прицеливаясь. Я так испугался, что поспешил отползти подальше.
— А где ты его видел? — спросил Аким настороженно.
— Меня разморило, я и улёгся в саду под кустами. А проснулся от хеканья и увидел его. Его Мурад зовут. Да вы всё это знаете.
— Это новость, казаки, — покачал головой Сафрон. — И это говорит о тайне, в которую и мы втянуты нашим купцом. Стало быть — вести себя следует соответственно. Не навлекая на себя лишних подозрений с любой стороны. Интересно, кто тот неверный, что посещал гробницу святого? Но лучше об этом не задумываться, а то вляпаемся в ещё большее дерьмо.
Тимурджи всё же сообщил казакам через Сафрона, вызвав его вечером к себе:
— Казак Сафр, мы завтра уходим из города. Быть готовым к раннему утру, до первого намаза. Его мы совершим позже, в дороге.
— Будет исполнено, эфенди, — ответил Сафрон учтиво, скрывая любопытство.
— В пути быть всегда наготове и при оружии. Это очень важно. Быть у моего дома за час до рассвета. Иди, готовь своих людей.
Эта весть немного смутила казаков. Понимали, что задание сложное и отсутствие других охранников что-то да значило.
— Скорей всего на своих у него нет особой надежды, — проговорил Сафрон. — Здешние люди довольно корыстны и жадны, их легко подкупить. А мы плохо говорим по-турецки, а здешний и вовсе не понимаем. С нами трудно договориться.
— Куда же мы направимся и как? — спрашивал Данил в недоумении. — Ничего об том не говорил?
— Даже не намекнул, — сокрушался Сафрон. — Только за час до рассвета приказал быть у его дома в готовности.
В темноте близкого рассвета казаки подошли к дому Тимурджи.
Молча кивнул, пригласив зайти. В почти полной темноте они прождали не более четверти часа, когда вышел купец с тем самым господином, и все в тишине и довольно поспешно направились по грязной узкой улице, спускаясь к реке. Впереди шёл слуга с факелом, позади казаки.
У причала на реке их встретили матросы небольшого судна, что стояло у самой стенки причала из толстых брёвен с настилом.
Никто не проронил ни слова. Как только все оказались на судне, гребцы оттолкнулись вёслами от причала и погребли, осторожно работая вёслами. Их было десять человек, все черные негры с голыми торсами, лоснящимися от пота и источавшие дурной запах.
Никаких огней на судне не было, и маленькая фелука тихо удалялась от берега к середине реки, где её подхватило течение и понесло вниз к морю, о котором казаки уже знали. Скоро казаки сменили некоторых гребцов, и так продолжалось до полудня. К вечеру прошли Малый Заб, что впадал в реку слева и впереди показались редкие огни селения или города.
Фелука была без палубы, лишь на корме была надстройка, куда скрылись купец с господином. Они почти не выходили наружу, а всем распоряжался человек в лёгком халате без пояса и в красной чалме, замызганной и неряшливой.
На пристани судно встретил полуголый негр и опять в молчании повёл купца с господином на пристань, где они и растворились в сгустившихся сумерках. Остальные остались на судне, и им разрешили устроиться на ночлег, накормив сытно.
Утром их подняли поздно и все увидели, что фелука стоит на якоре почти на середине реки, а перед ними на берегу виднелось селение, поднимающееся по берегу среди садов и пальмовых рощ.
Солнце уже палило вовсю, а на пристани почти ничего не происходило. Несколько рыбаков возились с лодками да мальчишки играли в воде, брызгаясь и крича во все глотки. Фелука слегка покачивалась, матросы лениво возились со снастями, а капитан прохаживался с безразличным видом и украдкой поглядывал на берег.
— Что-то происходит на берегу, — заметил Аким и кивнул в ту сторону.
— Вполне может быть, — ответил с некоторым беспокойством Сафрон. — Да у нас нет никаких распоряжений. Будем отдыхать. Этого у нас всегда не хватает. И хозяин судна помалкивает. Я даже не хочу ничего спрашивать.
— Тоже верно, Сафронушка, — лениво потянулся Данилка и прилёг в тени паруса, повисшего без ветра, но всегда готового быть поднятым.
После полудня и обеда на судне, к пристани подкатила двуколка, вышли купец и господин, завёрнутый в бедуинский бурнус, словно пустынный житель.
Капитан тотчас приказал двум матросам прыгать в лодку, привязанную у кормы, и те быстро погребли к берегу. Остальные бросились поднимать рей с парусом, растягивая его шкотами, пытаясь уловить слабый ветер.