Ост-Индский вояж
Шрифт:
— Такое легко случится и с проводником купца, — заметил Данил.
— Не скажи, — Сафрон задумался на минутку. — Тут немного не то. У него в этих местах могут быть не то, что знакомые, но купцы со связями, и они легко могут найти надёжного человека и даже не одного.
— Которые и перережут нам глотки за монеты, что у нас имеются, — и Аким зло выругался. Вид его говорил о сильном страхе за жизнь.
— А что, казаки! — Данил встрепенулся. — Возвращаясь, мы потратим все денежки, и в лучшем случае вернёмся с пустыми карманами. А так нам обещают большие деньги и возможность на судне вернуться домой. Знаете, я склоняюсь принять предложение купца. В его предложении имеется выгода и большая надёжа.
Казаки трудно задумались. А через день с доводами Данила согласился и Гераська, а Аким стал сильно сомневаться, колебаться, но тут уж ему деваться было некуда. Он вздохнул и проговорил обречённо:
— Чует моё сердце, до добра всё это нас не доведёт. Пропадём мы тут с потрохами! Но и одному мне несдобровать. Я с вами, други мои!
— Так я могу купцу наше согласие сказать? — Сафрон вопросительно уставился на друзей.
— Ладно, Сафрон! Говори. Только выторгуй проводника, а лучше двух. Так надёжнее будет, — Аким обречённо махнул рукой. — Только не забудь обговорить плату. Я должен знать, за что рискую.
Сафрон усмехнулся, кивнул и пошёл к купцу.
Прошло недели две, когда господин, которого звали Джон Мортон, уже достаточно поправился и уже ходил. Данил тоже избавился от раны в бедре, которая всё же напоминала о себе лёгкой хромотой. Купец со слугой простился со всеми, выплатил дополнительные монеты, и казаки остались одни с господином. Но с ними были два индуса с черными глазами и длинными волосами. Страшные и молчаливые, они всё выполняли беспрекословно, что давало повод думать о них с подозрением.
— Ух и не нравятся мне эти черные индусы! — каждый раз напоминал Аким. — Просто страх берет, глядя на них.
— С непривычки, — успокаивал Сафрон, хотя и сам посматривал на них с предубеждением.
Джон Мортон много говорил с казаками, пытаясь приобщить их к английскому языку. Получалось плохо, особенно у Гераськи, а Сафрон довольно успешно овладевал премудростью, а Мортон даже улыбался, слушая исковерканные слова.
Он владел турецким, но не сильно, и в основном общался с казаками на нём.
С индусами все говорили жестами и отдельными словами, запоминая их. Сафрон понял из рассказа купца, что они моряки и легко смогут доставить всех на остров Ормуз. Дальше разговор не достигал, но и этого было много для начала.
— Этот англиец не расстаётся с сундучком, — заметил Аким, кивая на Джона.
— Чего ты хотел? — Сафрон сделал удивлённую харю. — Без денег что можно сделать, а там наверняка не одна сотня монет.
— А сколько у нас имеется? — спросил Гераська с интересом.
Об этом Сафрон говорить не хотел, но товарищи пристали и ответил:
— Золотых двадцать монет и серебром около сотни. Не так много, если рассчитывать на длительное путешествие. Правда, купец обещал, что все расходы в пути будет оплачивать господин. Знаете, как его надо будет называть?
Казаки вопросительно глядели на Сафрона.
— Сэр! Это вроде такого же слова, как господин. Как эфенди у турок.
Казаки про себя несколько раз произнесли это слово, запоминая.
— Как мы будем двигаться? — спросил Аким. — Судно нам не купить, а полагаться на чужое боязно. Что говорит этот… сэр?
— Я понял, что мы должны дождаться судна, и за плату дойти до того острова, Ормуз, кажется.
— Долго нам следует ждать? — спросил Гераська.
— Один Аллах это может знать, — усмехнулся Сафрон. — А наши индусы тоже исламисты, но какие-то не такие, как здешние. Намаз исполняют не так тщательно по времени и вообще…
Прождали несколько дней, прежде чем появилась возможность устроиться на небольшом судне, идущем в сторону Ормуза. Купец согласился взять неверных за большую плату, но всё время с ненавистью в глазах поглядывал на них. Те расположились на палубе в тени паруса и страдали от жары, ловя малейшее дуновение морского ветерка.
Мортон играл роль больного паломника, что ему вполне удавалось. Он отлично владел обычаями мусульман и исполнял все молитвы, часто возносил молитвы Аллаху и постоянно вертел бусинки чёток из коричневого агата.
Постепенно низкие берега повышались и вот на горизонте появились туманные вершины гор. Некоторые спускались к морю, и это немного радовало глаз.
— Вот бы щас в горах побывать, вздохнуть студёного ветра! — мечтательно говорил Герасим и жадно глядел на берег, тянувшийся на горизонте.
Иногда вдали проплывал остров и пропадал в мареве жаркого воздуха. По утрам море заволакивало туманом, который висел почти до полудня. Дышалось трудно, а англичанин просто страдал в эти часы, хотя воздух был попрохладнее, а качка тише.
Один раз судно зашло в городок запастись водой и зеленью. Кормили на борту плохо, но никто не ворчал, понимая, что лучше не показываться лишний раз. Капитан, он же хозяин судна, только и ждал повода высадить неверных.
За три недели плавания пережили всего один небольшой шторм, длившийся часов десять. Гераська так страдал морской болезнью, что проклинал всякое море с его качкой и страшными волнами.
— Джон сказал, что мы уже близко, — говорил Сафрон как-то вечером. — Утром будем в виду острова Кешм. О нём и купец наш говорил.
— Что это значит? — поинтересовался Данил.
— Что после него сразу же будет виден тот самый Ормуз, куда нам и надлежит прибыть.
— А этот остров, что ты назвал первым, забыл уже его имя, большой? — Аким не особенно интересовался этим, но поговорить иногда хотелось.
— Увидим, — коротко ответил Сафрон. — Я тоже ничего почти не знаю, как и вы. Разве что Джон мне немного может растолковать.