Ост-Индский вояж
Шрифт:
— Да уж, — соглашались казаки и почти полностью раздевались. — Смотри, Сафрон, солнце дюже злое, и кожа так и полезет с тебя клочьями, — предупреждал Данил, тоже брызгая на себя водой.
— Куда теперь пройдёт наш путь? — спросил Аким, ни к кому не обращаясь.
— Кто этот гость нашего купца? Вот что интересно! — говорил Данил и с опаской оглядывался, словно его кто-то мог подслушать.
— Может, когда-нибудь и узнаем, — вяло отвечал Сафрон, Его разморила эта жара, а вода реки нисколько не освежала. Она была совсем тёплой.
— А мне уже надоело дожидаться, когда нам соизволят сказать хоть что-то, — сердился Аким, и всем стало ясно, что он просто не выносит такой жары.
— Меня больше интересует, почему нам не выплачивают недельную монету? — заметил Гераська, алчно сверкнув глазами.
— Это всех занимает, — спокойно ответил Сафрон. — Дел у наших хозяев по горло, и все опасные и тайные. Не удивлюсь, если тот корабль, что стоит на якоре, станет интересовать нашего господина.
Однако корабль никого не интересовал. Через два дня беглецы пустились дальше по руслу реки, которая здесь уже называлась Шатт-эль-Араб. Она широко разлилась среди плоских пустынных берегов, а дальше виднелись буроватые пески пустыни, где караваны верблюдов маячили на барханах, продвигаясь к Басре.
В городке Абадан лодка стала прямо, уткнувшись носом в песчаный берег. Капитан нашёл сторожа, заплатил ему, и все направились в деревню, где дальше на окраине виднелся домик, немного приличнее окружающих его хижин.
Хозяин домика переговорил с купцом Тимурджи и впустил всех внутрь. Спустились на четыре ступени вниз, и оказались в комнате с коврами на стенах и полу, но почти без мебели. Лишь подушки во множестве лежали вдоль голых выбеленных известью стен. Посредине стоял большой стол на низких ножках и кальяны, готовые к употреблению.
Все, и казаки в том числе, расселись вокруг столика, поджав ноги, к чему и казаки уже немного привыкли. Появился слуга, стал расставлять миски с пловом, довольно большой кувшин, вспотевший от подвального холода. В нём оказалось красное вино, весьма приятное на вкус.
В молчании выпили по большой кружке. Казаки с удивлением наблюдали процедуру, полагая, что это праздничный обед. Ведь слуга поставил на стол большой котёл, благоухающий ароматом шурпы. Хозяин разлил божественную шурпу в широкие чашки и все в молчании пили её, вытирая обильный пот с лиц.
Утолив первый голод, Тимурджи молвил негромко:
— Слава Аллаху, мы здесь, и можно считать наше путешествие законченным. — Он обернулся к господину и что-то сказал на незнакомом языке. Тот кивнул в знак согласия. — Наш общий друг благодарит вас всех, но намерен немного побыть здесь в ожидании судна.
— Аллах благоволит к своим рабам, коль они привечают гостей Всемилостивейшего и Всемогущего, — молвил хозяин и молитвенно сложил руки. — Всегда готов сопутствовать воле Аллаха и обеспечить гостям всё необходимое.
— Спасибо, друг, — ответил купец и налил всем вина. — Да простит нас Аллах за кощунство и нарушение заповеди шариата, но напиток сей достоин лучшего. Так выпьем за окончание нашего трудного путешествия!
В таких разговорах тянулось время, и не заметили, как в комнату вошёл слуга и шепнул хозяину что-то на ухо.
— Прошу дорогих гостей простить мою невнимательность, но мне необходимо срочно уладить небольшое, но важное дело со старостой.
Он ушёл, а Тимурджи с подозрением уставился на дверь, за которой скрылся хозяин. Слуга убрал грязную посуду и собрался уходить.
— Погоди, малый! — остановил того купец и встал, словно разминая суставы. — Ты не поведаешь нам, вашим гостям, что за тайну ты шепнул своему хозяину?
Слуга кисло улыбнулся и хотел уже ответить, но за дверью раздался шум и в комнату ворвались вооружённые люди. Их было человек шесть, и помещение вдруг стало тесным.
Никто не успел ничего сказать, как раздался пистолетный выстрел и передний воин, судя по всему старший, свалился на пол, опрокинув соседа. Казаки и все остальные выхватили сабли, пистоли и тут же началась схватка. Слуга купца молниеносно орудовал саблей и кинжалом и легко уклонялся от ударов. Казаки тыкали саблями, отбивались, и свалка стала всеобщей. Вопли, крики и стоны раненых слились во что-то целое, очень страшное и кровавое. Редкие выстрелы заполнили тесное помещение дымом и вонью. Тяжёлое дыхание людей, отдельные крики только усугубляли страшную картину резни.
Вдруг всё стихло, лишь бурное дыхание людей нарушала тишину комнаты.
Сафрон зажимал руку, сквозь пальцы сочилась кровь. На полу лежали мёртвые тела и стонущие раненые. Господин лежал у стены и смотрел широко открытыми глазами перед собой. Голова была залита кровью — сабельный удар пересекал его лицо наискосок. На груди виднелся другой рубец, расползающийся и кровоточащий. Сафрон оглядел комнату и с ужасом увидел бездыханное тело Герасима, лежащего на поверженном бандите.
— Где хозяин, шакал вонючий? — услышал Сафрон голос купца. — Исчез, исчадие Шайтана! Мурад, окажи помощь раненым. Посмотри, что с господином! Себя я сам осмотрю. Кто-то убежал вместе с хозяином! Тут не все напавшие! — и купец с саблей в руке выскочил из комнаты.
Слуга возился с господином, который истекал кровью. Его перевязали. Помогал Аким, чудом избежавший ранения. Зато Данил пострадал изрядно, но не в такой степени, как господин и Гераська. Последний оказался просто без памяти от удара в голову чем-то тяжёлым. Огромная шишка была заметна даже через спутанные волосы.
Сафрон возился со своей раной, мотая на руку оторванную холстину от рубахи, заливая её вином. Трое налётчиков были ранены, двоих убитых отволокли к стене и уложили друг на друга.
Появился Тимурджи. Он тяжело дышал, и вид его был затравленным.
— Ушли, гады! Аллах их покарает, изменников, предателей! Надо уходить, пока есть такая возможность! Собирайтесь!
— Хозяин, у вас рука кровоточит. Надо остановить кровь, — загородил слуга дорогу. — Это не займёт много времени, но необходимо, хозяин.
Тот согласился, а Аким собирал в скатерть еду и питье. Потом он занялся Данилом, у которого было две раны в бедре и боку. Последняя лёгкая, но нога сильно поранена и кровоточила сильно. Слуга купца с готовностью помог и ему, и скоро Данилка смог подняться на ноги, поджав, правда, раненую. Ему дали палку и он с трудом поковылял следом за всеми, с трудом справляясь с мутившим голову туманом.