Остров гуннов
Шрифт:
Ведь из одной вы чаши
Кропите алтари, мы все близки.
Монологи женщин были исполнены высокой античной трагичности, а женский хор – достиг сумрачных глубин рока.
В конце концов мужья не смогли отказаться спать с женами, сбросили уродливые маски, накладные животы и горбы, расчехлили фаллосы и взошли к женам на ложе. И установился всеобщий мир. Это, разумеется, происходило в декламации хора.
Аспазия, проходя мимо сидящих на скамьях, в творческом забытьи села на колени Алепию и, влюбленно
– Товарищи! – съежился женатый Алепий, ощутив на коленях теплое женское тело. – Это не я! Я тут не при чем!
Все покатились со смеху.
После представления Аспазия грозным голосом из Книги судьбы провещала:
– Сейчас мы собираем вече жен всего Острова, чтобы объявить забастовку мужам, с призывом «Не посрамите древнегреческих жен!» Пока они не поддержат Свободную зону.
Мы смеялись и аплодировали.
Лицедеи желали поработать на нашей стройке. Их расселили, где придется.
Мы с Аспазией оказались вдвоем в моем холодном энергосберегающем домике. Обнялись, согревая озябшие души.
– С тобой я не буду бастовать, как Лисистрата, – шептала она.
И приняла меня в свои всеотзывчивые безграничные глубины, мужественно противостоящие року.
19
Первый тревожный сигнал пришел из Органа «позоров» и зрелищ.
На «позорах», ставших основным разносчиком информации, властвуют шустрые молодые ведущие – умельцы на все руки: знатоки философии, социологии, спортивных и воинских состязаний, и просто интимные поверенные страдающих душ.
На экране живых теней мы увидели студию. Полукругом сидели живые тени представителей местной элиты: известные глашатаи-обозреватели новостей с гибкими хребтами, упертые чиновники новой администрации, бородатые опричники отдела безопасности, созданного Теодорихом, тонко улыбающиеся стряпчие, готовые к бою куртуазные дамы. Среди них я увидел красавца Либерала, купца-ростовщика с круглым небритым лицом и бегающими глазами, и похожего на тумбу преображенного атамана.
Я смотрел на экран и не видел ни одного близкого по духу лица, и это вызывало смутное опасение. Те читали другие газеты, смотрели другие зрелища, вели другие диспуты.
Посреди арены бегал с большим усиливающим речь устройством в руке ведущий Савел, цепко держащийся за сценарий диспута и рьяно бросающийся в гущу «жареных» фактов. Он энергично кричал:
– Ну, вываливайте все, что у вас есть! Страхи, зависть, ненависть. Что можете сказать о разделении политических сил, грозящих нам новыми преобразованиями?
Я узнал прежнего Савела.
Купец-бизнесмен гневно бегал глазами.
– Каково е това? Ние всички создали, а там е некий чужденец зачал изгородить не исполняемый рай на земе, некий экополис. Не осознавая, че е нужда от огромни средства, които още треба собрать. Кому они хотят бесплатного? Тем, кои ще дойдут и всички раскрадут. Племя не может перескочить в другую цивилизацию. Перемены будут извершаться постепенно.
Толстое лицо Пана, нашего исполниельного директора, побагровело.
– Да
В нем кипело негодование на толстосумов, потому что всегда чувствовал, где его небогатое место.
Поражало голословное очернение нашего дела ретроградами, ни разу не посетившими наш Экополис.
Эта компания была далека от наших намерений, так далека, словно кучка бандитов собрала здесь свою сходку, где цель одна – убрать конкурентов любыми способами.
Куртуазная хабалка с навороченным на голове теремом, радуясь, что близко от начальства, кричала:
– Тут корени глубоки гораздо! Недаром их поддерживают в чужбине. Той идет от подачек гиксосив.
Осмелевший в нашей Академии летописец человеческих душ тонким голосом кричал им:
– Вашито корени невежества на виду! Вы случайные люди. Самовитая целость замирает в стране.
Эдик косил глазами, красный от негодования.
– Еще пара всенародных митингов, и они падут. Дальше уже невозможно. Мы их сковырнем.
Я был спокоен. Как образуются разные способы мыслить? Где корни расхождений? В разных условиях воспитания, в соприкосновении с разными препятствиями, вызывающими в каждом отдельном теле свою боль или страдание? Или в отсутствии препятствий?
Даже старался войти к ним в душу, ощутить их заботы как свои. И я тоже не очень крепко стою на ногах, не заслужил государственного чина, смутно чувствую, куда вести, с тайным страхом, что сместят. Отсюда закулисные действия – утвердить себя поддельными протоколами, опередить налагающую лапу… Уф! Дальше воображение не шло.
Да, они смутно ощущают угрозу их положения в обществе. А в нас видят нашествие неведомой темной силы, пришедшей извне и размахивающей железными рычагами рук, чтобы порушить общество гуннов.
– Не становись на одну доску с ними, – сказал я Эдику. – К чему приведет эта бесполезная борьба? Придем мы, с тем же воинственным духом. Что мы без поддержки населения? А оно нас не поддержит, ему все равно, кто будет править, ему выживать надо. Чехов верил, что все изменится через 200 лет. И я верю – через следующие 200 лет.
– Разуй глаза! Мир изменился. Старое время ветшает, переходит в иную фазу: труд становится нужным, наука – ближе к человеку. Культура, основанная на былых представлениях о вечности гуннов, забеспокоилась перед будущим. Празднование побед, сами войны уходят на второй план…
На экране щетинистый купец зачитывал заявление группы купцов-подписантов – противников нашей Свободной зоны, которые не были явными конкурентами, но почему-то настроены враждебно.
– Ние изражаем протест против новых конвертори, – читал он грубым голосом прокурора, объявляющего смертный приговор. – Те же возбуждают наше простое непрегнутое общество. Есть ли они справедливи и безпристрастни? Започнали грандиозную лжу, да захватили средства и убежали. Това е новая голяма «пирамида», която еще не знала наивная страна. Но их вдохновитель – то е прелъститель, его място на огне, где зажаривали магов и ведьм. Жалко, че глупо отменили смертное наказание!