Остров гуннов
Шрифт:
Сложившихся «личностей эгоистов», ушедших в благополучие себя и семьи, учить было сложно. Преодолеть их барьер, за который они не хотели выходить из-за страха, можно было только средой, которой можно, наконец, поверить и довериться. Средой творцов Футурополиса. Но это возможно будет только после обретения Эдема наяву.
21
Заседание апелляционного суда началось как соревнование слепых с глухими.
Противная сторона появилась в судебном тереме не глядя на нас, хотя их и нас подмывало мирно поговорить. Здесь были
Странно, лично друг к другу у нас не было неприязни. Нас разделяли идеологии или их отсутствие. Они казалась нам замшелым средневековьем, мы казались им разрушителями жизни.
Уже не было прямого гнева. С обеих сторон затаилось благородное негодование духа, объятого верной идеей и непримиримое к чужим идеям. Хотя во мне заноза оскорбления осталась, может быть, зарубкой на сердце на всю жизнь.
Вкрадчивый и гибкий поверенный зачитал опровержение Органа живых теней.
– Чужденец обвиняет нас в оскорблении чести. Какие доказательства? Это же видно всем: он безумец, в амнезии придумавший, что прибыл из будущего. Этого у нас не бывает! Гуннские завоеватели делали светильники из сала таких берсерков.
Опровержение открыло новые обстоятельства: оказалось, в так называемой Свободной зоне накапливаются силы, способные разрушить заново отстроенную систему. «Ищец» хочет отделить огромный кусок земли от страны. Это сепаратизм.
Опровержение было результатом изощренных поисков лазеек самооправдания, оснащенных тяжелым боевым оружием нападения.
Острые уколы наглой лжи уже не задевали. Я понимал, что границы разделения людей определяются, когда сделан выбор. Тогда уже ничего нельзя изменить. Рок – это логика предопределенного развития катастрофы после выбора. Самый страшный выбор был в моем пропавшем мире – атомные взрывы Хиросимы и Нагасаки – из-за нежелания Японии сдаться в безвыходном положении, и из желания американцев любым путем выйти из тупика. И все же выбор зависит от состояния умов, и его-то надо раскрыть и предупредить непоправимое. И это самое трудное. Есть смысл в словах Иисуса: «Любите врагов своих».
Теперь надо было идти до конца.
– Во времена гуннских захватов неопровержимым доказательством было огульное очернение врага, грязный поток слов, что сопровождалось отрубанием голов. И сейчас это доказательство – основное. Ваши «позоры» заполнены дикими словесными драками, без каких-либо доказательств. Вы хотите заткнуть нам глотки, чтобы нас не было.
И, уже свободный от пут средневековья, с пафосом, иронически процитировал нашего поэта начала двадцатого века:
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!
Поверенный в удивлении откинул назад свои длинные волосы. Купец и атаман уставились на меня, как на сумасшедшего. Судья ударила молотком по столу.
– Вы что допускаете, ищец? Прекратите магию! Говорим за дело!
Я
– Знаю, суд такой же, как вы! Ввиду исторической ограниченности ответников, в чем они не виноваты, снимаю наши обвинения.
– Аз ще выведу ви от холла!
Ответчики обрели дар глотки, и начали торжествующе кричать.
Судья объявила приговор:
– В огляд на факта, че ищец оттягивает обвинения, суд решил прекратить дело.
Суд вызвал всеобщий интерес, и мы пришли на очередной «позор», посвященный Свободной зоне, чтобы объясниться. На скамьях полукруглой арены выделялись разъяренные «охранители» старины и легковесные «новаторы», но в основном сидели неопределенные лохматые личности, закутанные в свои хламиды, смотрели на тусовку с равнодушным любопытством, прячась в своей скорлупе.
Савел опять бросался к «охранителям» со своим громоздким микрофоном.
– О вы, выразители бессмертного гуннского духа – степных костров в зорях исцеляющих завоеваний пространств, и ненависти к преградившим путь оседлым со своим укладом, поселившимся прямо на нужных просторах и не дающих пользоваться их добром. И ты, добродушный народ, непривычный к мышлению и берущий мысли исключительно из «позоров». Ответьте-ка представителям восходящей энергии, которые считают, что та энергия лучше, потому что она больше способствует расцвету!
Это была мешанина мыслей из наших с ним споров. Он сунул микрофон под нос Либералу. Тот оскорбленно отодвинулся, нехотя сказал:
– Я уважаю нашего чужденца. Но должен заявить, что его иллюзии не принесут ничего, кроме бессмысленного телодвижения. Ошибка бунтарей в том, что они видят людей внешне, и считают их нутро легко изменяемым, только приведи веские доказательства, и вот он – соратник! Но глубочайшие, всосанные с молоком матери убеждения крепче, чем любой веник из прутьев доказательств. Аттилу считают великим устроителем, несмотря на очевидные документы о его зверствах. Где пробеже конь Аттилы, там не растеше трава.
В стане врагов послышались раздраженные выкрики. Основная арена – закрытые «личности» молчали. Может быть, по обыкновению опасались чего-то, или готовились высказаться или, не дай бог, действовать.
Я начал искренне, обращаясь, скорее, к смотревшим «позор» зрителям:
– Зачем мы хотим объять необъятное – превратить землю в сад, куда однажды привела вас через залив Меотиду Великая Лань? Не знаю. Но наша вера не иссякает, хотя вы на большой земле загадочно молчите, погруженные в гонку за вещами и успехом.
Я сделал упор на откровенность – делился сомнениями. Мы можем только возродить древние чистые поселения, где люди становятся добросердечными, и пропадает одиночество в доверии и близости. Но общество не растет без новых технологий, неизбежно зайдет в тупик.
– Власти угрюмо молчат. Не хотят выделить ни тугрика из государственного ресурса, который создаете вы.
Эдик остолбенел, и громко сказал мне:
– Ты что мелешь? Достаточно того, что у нас есть! Чистота и совесть! Не нужно никаких технологий, они вернут в рабство, зависимость от корыстных хозяев технологий. У нас все идет хорошо! Уходят лишние люди, мы только очистимся.