Остров гуннов

Метлицкий Федор Федорович

Я повернулся к нему.

– Без технологий не будет будущего. Катаклизмы все равно догонят нас и уничтожат.

Как не подумал, что новые технологии могут не принять не только «новые гунны», но и мои последователи?

Активисты злорадно заулюлюкали, увидев раскол во вражеском стане. Лохматые «личности» смотрели на меня с недоумением, как будто в моих штанах расстегнута ширинка. Конечно, они по-своему правы: уползли в свою скорлупу из-за глубочайшего разочарования в самой сути человеческих отношений, не сулящих ничего хорошего. Это

недоверие складывалось всей историей гуннов, занятой насилием над отдельной маленькой жизнью. Не дай бог, еще кто-то начнет менять! Лучше терпеть свою долю насилия, но не вылезать.

Савел торжествовал. Сунул микрофон купцу с круглым щетинистым лицом.

– Те подали на нас в суд! – ядовито-торжествующе закричал он. – Аз сужусь не за первый раз. Каково е това? Врагове свободной торговли – основного принципа цивилизации хуните, ищут наложить нам свои правила! А те е там – в Общественном договоре. Изграждают дома по неким утопичным планове, без отдавания в наем, предпочитают их нашим хоромам по последнему слову модерновой архитектуры.

Этот купец снова взялся за строительство хором и теремов для богатых, захватывая землю, где они хотели.

– Ние да не позволим погасить нашу свободу! Подаем декларацию в суд за предательство законам хуните.

Активисты долго и продолжительно аплодировали, присоединились даже волосатые «личности», ощутив безопасность в словах щетинистого.

Либерал поднял руку, прерывая шум.

– Будем терпимыми, как установил Общественный договор. Пусть непобедимая сила нашей экономики, могущая собирать любые средства, поспорит с его, как это… футурополисом. Не вижу ничего опасного.

Послышались протесты. Тяжело поднялся тумбообразный атаман.

– Разве не виждам, че е секта? В нашей станице была такова, мы ее борзо… В их сектарианском доме вершаются темные действия, туда приходят много блудливых дам, не желают жить в нашем законе. Говорят, совершают «свальный грех». Жены е врата к дьяволу! Живете блудом!

Я старался подавить в себе разрушительную энергию гнева. И фальшиво улыбнулся.

– Господа! Вложите мечи в ножны и послушайте. Вам здесь, на «позоре», предлагают разобраться в происходящем. Мы тоже хотим разобраться. Мы на равных.

– Заловили наши земи! – проревел атаман. – Нашественники! С вами в едно поле испражняться не сядем!

Арена радостно засмеялась.

Я по обыкновению забыл, что в словесных драках убеждать бессмысленно.

– Где вы нашли захватчиков среди тех, кто обрабатывает окраину в поте лица?

Взвинченный Эдекон, сняв очки, с беспомощным лицом, сорвался высоким голосом:

– Чего орешь, сатрап, как на базаре? Можешь привести хоть одно доказательство?

И обратился к сидящим.

– Вы не представляете всего общества! Боитесь, что мы поведем за собой умных и просвещенных, и тогда вам крышка. Опять начинаете нагнетать страхи перед врагом – гиксосами, которые сейчас в дружбе с нами.

Активисты вскочили и заулюлюкали. Это было восстание масс. Очкарики! Вообразили себя духовными властителями умов, норовят развеять их среду как черный дым! Это была месть, как у древних гуннов, крушивших ненавистные памятники старины, создания величайших гениев.

– Чем мы вам насолили? – я пытался иронией утихомирить арену. И тут вспомнил, что соль здесь в цене, как разменная валюта. Глупый оборот!

– Ваше стремление одно, – завывал Эдик. – Стать хозяевами жизни. Самое страшное для вас – разоблачение. Хотя всякое разоблачение принимаете за покушение на вас.

В студии уже был сплошной гул.

Нас уже никто не слышал.

На широком лице Пана поднялись гусарские усики, оно выражало возмущение.

– Виж, Нелепий, това е темные силы!

– Ну, не знаю, – тушевался Алепий. – В них много хорошего. Они исправятся.

Я решил прекратить вакханалию ненависти. И яростно-насмешливо начал читать стихи нашего поэта:

– Да, скифы мы! Да, азиаты мы,

С раскосыми и жадными очами!

Шум несколько прекратился.

– В последний раз – опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

Арена в недоумении затихла, стихи слушали в удивлении, даже одобрительно. Показалось, что они понравились. Кто-то сказал:

– Наш летописец! Но добре бы казал нормально, не тем странным пением. Защо в краях речей – звуки подобные?

Как мало надо, чтобы потеплело на сердце! Все же понимал их радость, что все еще живы после страшного катаклизмуса, хотя притерпелись к ежедневному преодолению пустот бытия, неудовлетворенности ненужных усилий на работе, неумению помочь семье. К кучам дерьма на улицах, к унижению ближними, облаивающими матерщиной на всех углах. Их спасает чувство причастности – на парадах, народных вече, гуляниях с цветами на арене у холма. И полная свобода в своих уединенных садиках, где скрытые зеленью могут ходить голыми, где хочешь, и срывать с веток кислое, но свое яблочко.

И вот кто-то приходит, делает что-то непривычное, подрывающее установленный порядок, надежное и в чем-то милое существование. И тогда вздымается недоброжелательство. И, возбужденные криками вожаков, готовы идти и крушить.

– Свободная зона капитулировала? – перекрикивал гул по-прежнему непобедимый голос Савела.

Я смотрел на его лицо: было в нем что-то постыдное, наверно, ощущал это. Выдавали и быстрая речь, и прячущиеся взгляды. Видел, что он не переносил меня, как обманутый любовник.