Остров надежды
Шрифт:
Ушаков распорядился выдать Клю карандаши и бумагу.
— Давай скорее поправляйся, — сказал на прощание обрадованный подарками эскимос. — Скоро будем писать друг другу письма.
Когда полегчало, беседы с Иероком стали продолжительнее. Обычно гость начинал с рассказа о погоде. В основном бушевала пурга, но, когда она затихала, температура воздуха ощутимо снижалась. На море с грохотом ломался лед.
— Солнца нет, — сокрушенно сообщал Иерок. — У нас в Урилыке даже в самую глухую зиму солнце хоть ненадолго, но все же показывается над горизонтом, а здесь — только алая полоска видна…
— Как ты считаешь, почему не видно солнца? — спросил Ушаков.
Иерок подумал и сказал:
— Зимой солнце далеко уходит от земли. Поэтому в Урилыке оно висит очень низко. А сейчас мы на острове. Южнее нас материк. Он и закрывает солнце. Если бы материк не загораживал от нас южную сторону неба, то и здесь теперь было бы солнце.
Иногда Иерок рассказывал сказки.
Причудливый мир, волшебные превращения воспринимались им как реальность, существующая где-то помимо земли. Порой она соприкасалась с жизнью людей и даже воздействовала на них.
— Через сказочные существа проникают в нашу жизнь болезни, — серьезно сказал Иерок, закончив очередную сказку о волшебной женщине Майырахнак. — Но сила может быть и в слабом на вид существе, — продолжал эскимос. — Вот послушай о маленьком храбром палтусе. Маленький палтус резвился в волнах недалеко от старой Чаплинской косы, там, где пологий берег переходит в скалы. Вдруг из-за скал показалось большое стадо белух. От их стремительного движения кипела вода и подымались высокие волны. Одной из таких волн и выкинуло на берег маленького палтуса. Напрасно он пытался доползти назад до воды, волны от проходящих белух отбрасывали его все дальше и дальше. Испугался палтус, забился на гальке, обращаясь к белухам:
«Я высохну на берегу! Моя кожа растрескается, и я погибну! Возьмите меня в зятья! Не бросайте на суше!»
«Пусть идущие сзади себя подберут», — отвечали белухи и проплывали мимо.
Тогда маленький палтус запел песню:
Не глядите, что я мал, В самом деле я удал. Пригожусь я вам в зятья, Только подберите…Сзади идущие белухи услышали песню палтуса, подобрали его, положили на спину и понесли в свое стойбище.
Так маленький палтус стал жить в стойбище белух. Вскоре он женился на одной из них. Все шло хорошо, но стал замечать палтус, что белухи пугливы и все время чего-то боятся.
И спросил он жену:
«Чего вы все время боитесь?»
«Мы боимся волков, — ответила жена-белуха. — Как только замерзает тундра, они приходят сюда и кусают нас».
И действительно, когда пришла зима, замерзли озера, реки и само море покрылось льдом, в ясную морозную погоду с шумом и лаем к берегу подошли волки. Белухи попрятались в свои жилища-землянки и крепко-накрепко завязали двери.
Приблизились волки к крайним землянкам, разрыли на них крыши, спустили ременную петлю и закричали:
«Зацепите вашего старшего!»
Белуха-умилык говорит:
«Пусть я погибну, но спасу моих детей».
Сунул голову в петлю, и тут же волки выдернули его. Разорвали острыми клыками и съели, не оставив даже костей.
Спустили еще петлю и кричат:
«А теперь зацепите кого-нибудь помоложе, потому что у этого мясо жесткое!»
Пришлось молодому лезть в петлю. Выдернули его волки, и тоже съели, как и первого. Так забавлялись и объедались волки, пока не добрались до землянки, в которой жил со своей женой маленький палтус. Начали разрывать крышу, а он и говорит жене:
«Унеси меня в самый темный угол и дай копье».
Исполнила жена его приказание, а сама дрожит от страха. Вот уже в дыру спускается петля, и волки кричат сверху:
«Цепляйте кого-нибудь! Можете и ребенка, если он есть!»
Перепуганный тесть начал надевать на себя петлю, а палтус говорит ему:
«Сними петлю!»
Послушался тесть, а сам задрожал пуще прежнего. Волки уже начали терять терпение, подошли близко к дыре на крыше.
А маленький палтус лизнул точильный брусок и запел песню:
Точу копье, Лезвие блестит! Точу копье, Острие звенит!Только сунулся волк в дыру, а палтус возьми и всади ему копье в сердце. Жена с тестем оттащили убитого волка в сторону, а с крыши опять кричат:
«Ты что, один ешь?»
Едва второй волк показался в землянке, маленький палтус всадил ему острие под лопатку.
Тогда послали волки третьего своего товарища. Этого маленький палтус не смог сразу убить, а только ранил.
Раненый вырвался из землянки и побежал. Увидели его товарищи, истекающего кровью, испугались и кинулись за ним следом.
Долго бежали волки, пока не очутились в глубинной тундре, далеко от морского берега. Здесь и стали жить.
С той поры они никогда не тревожат белух, лишь на оленьи стада нападают…
…В комнату часто заходила Нанехак. Она появлялась молчаливая, как тень, ставила возле кровати на столик бульон, хорошо сваренное тюленье мясо и так же неслышно удалялась.
Иногда, открывая глаза, Ушаков видел ее лицо, но ему казалось, что это бред.
Однажды до него донесся чей-то голос; стряхнув забытье, Ушаков услыхал пение. Он узнал голос Нанехак, но, чтобы не смущать женщину, не открывал глаз. Это была странная песня, непохожая на те, что обычно исполняли эскимосы на своих празднествах. Какая-то нежная, удивительная, незнакомая мелодия, словно пришедшая из далеких теплых краев. Она обволакивала, завораживала, и веки наливались сладкой дремотой. Голос то угасал, то снова вздымался, как тихая размеренная морская волна.
— О чем ты поешь, Нана? — спросил Ушаков, когда женщина умолкла.