Остров надежды
Шрифт:
Ушаков снова обратился к Тагью:
— Вот видишь, доктор обещает, что не будет ставить стеклянную палочку твоей жене.
Но это обещание, похоже, не очень обрадовало эскимоса. Подумав, он сказал:
— Наверное, все-таки дело не в стеклянной палочке.
— Ну вот видишь! Разумное говоришь! — обрадовался Ушаков.
— Может, болезни наши от злого духа, живущего на северной стороне острова…
— Почему так думаешь?
— А ты сам сообрази: все, кто побывал там, — заболели. Как только мы съездим на север, погода портится и пурга длится несколько дней.
— Но там больше всего зверя! — напомнил Ушаков.
— Так Тугныгак тоже не хочет зазря отдавать людям свои богатства, — сказал Тагью. — Вот он и берет в обмен то человеческую жизнь, то собачью…
Слова Тагью неожиданным образом подействовали на Ушакова. От возбуждения он даже приподнялся на постели.
— Послушай меня, Тагью. Покойный Иерок верил в меня, и ты тоже должен поверить. Я тебе прямо скажу — никакого злого Тугныгака на северном берегу нет. И нечего его бояться. Как только мы поправимся и как только солнце покажется над горизонтом, мы там поставим охотничье поселение.
— Но вот Аналько говорит…
— Аналько первого и пошлем! — Ушаков нетерпеливо перебил Тагью. — И я ему скажу: если он мне докажет существование Тугныгака, то я даю слово, слышишь, Тагью, даю слово вызвать сюда большой пароход и перевезти вас всех обратно в бухту Провидения.
Тагью изменившимся взглядом, но так же недоверчиво, искоса посмотрел на Ушакова, потоптался и медленно вышел из комнаты.
— А теперь, — произнес Ушаков, обращаясь к доктору, — я должен во что бы то ни стало поправиться. Иначе дело наше будет проиграно.
Павлов рассказал, что настроение в селении неважное, некоторые даже собираются, как только появится солнце, отправиться на собаках на материк.
— Но ведь это очень опасно! — заволновался Ушаков. — Это грозит гибелью!
На следующий день к Ушакову пришла Нанехак. Она вроде немного оправилась от горя, но к ней уже не вернулось обаяние молоденькой девушки. За эти дни она словно бы повзрослела.
— Что говорят в селении о моей болезни? — спросил ее Ушаков.
— Говорят, что Тугныгак оказался сильнее тебя.
— Но я поправляюсь. Так кто же оказался сильнее?
— Тебе еще надо доказать, что ты по-прежнему сильный человек, — спокойно сказала Нанехак.
— Ты слышала разговоры о том, что некоторые хотят на собаках переправиться через пролив?
— Так неразумные говорят. Опытные предостерегают: это очень опасно. Льды в проливах обычно не стоят на месте, постоянно дрейфуют, испещрены трещинами, разводьями… Не знаю, вряд ли кто всерьез решится.
Она подала кружку с какой-то настойкой.
— Это из нашей травы нунивак, — объяснила Нанехак.
Ушаков знал, что так эскимосы называют родиолу розовую, или в просторечии «золотой корень».
— Откуда он у тебя? — спросил Ушаков.
— Осенью собрала, — ответила Нанехак. — Она тут есть, за холмами. Обычно мы много заготавливаем, и зимой, бывает, обходимся только ею, когда совсем нечего есть.
— На следующую зиму мы заготовим этого нунивака целыми бочками, — сказал Ушаков, выпив горьковатый, пахнущий осенней тундрой настой.
…Здоровье Ушакова заметно пошло на поправку. Еще чувствуя слабость, он отправился по ярангам. В одних он утешал больных, в других ругал здоровых разленившихся мужчин, впавших в какую-то апатию, в состояние безразличия и полной покорности обстоятельствам.
В яранге Тагью, куда он пришел вместе с Павловым, было немного повеселее, чем в остальных. Жена его еще окончательно не поправилась, но уже улыбалась гостю и даже порывалась собственноручно разливать чай. Несколько мужчин сидели в холодной половине.
— Почему вы не охотитесь? — строго спросил их Ушаков.
Ответом ему было молчание. Все почему-то принялись внимательно разглядывать днища кружек и чашек.
— Вот ты, Таян, почему не ходишь на охоту? — обратился Ушаков к молодому эскимосу.
— Другие не охотятся, и я не хожу…
— Но почему?
— Я уже говорил, умилык, — терпеливо принялся объяснять Тагью, — Тугныгак…
— Бросьте валить на Тугныгака! — взорвался Ушаков. — Я вам докажу, что здесь нет никакого злого духа!
— Напрасно так кричишь, — спокойно возразил Тагью. — Тугныгак существует. Иначе люди и собаки не умирали бы, не было, бы на земле несчастий… Когда ты был сильным и здоровым, Тугныгак тебя боялся. Он, наверное, знал, что ты большевик…
— Но ведь я остался большевиком! — сказал Ушаков.
— Большевики народ сильный, — настаивал на своем Тагью. — А ты вон еле на ногах стоишь, ходишь с палкой. Не то что Тугныгак, просто ветер покрепче дунет и повалит тебя.
Положение становилось критическим. Ушаков понимал, что авторитет его висит сейчас на волоске, и, если, он не предпримет что-нибудь значительное, убеждающее, он навсегда потеряет влияние на этих людей.
— Павлов! — сказал Ушаков. — Запряги моих собак, уложи все необходимое для охоты на нарту.
— Ты сошел с ума, умилык! — встрепенулся Тагью, чувствуя себя виноватым. — Давай подождем, ты поправишься, наберешься сил, и мы вместе поедем на охоту.
— Нет, я поеду один! — твердо заявил он и ушел одеваться.
Доктор Савенко с Павловым попытались было удержать его, но начальник был непреклонен.
— Тогда я поеду с вами! — сказал Павлов.
— Нет, я еду один! Иначе овчинка выделки не стоит!