Остров обреченных
Шрифт:
– Выводите эскадру из гавани. Хватит этих слезливых прощаний.
Он вновь смерил герцогиню взглядом, преисполненным ненависти, и, довольный собой, отправился в каюту, показывая своим подчиненным, что сантименты прощания с Францией, с твердью земной его не волнуют.
– Герцогиня, – появился рядом с ней Оран, – там, между каютами штурмана и вашей, есть небольшое пространство для лучников, чтобы, значит, отбивать абордажную атаку.
– Нас уже атакуют? – иронично поинтересовалась Маргрет.
– Нет, просто, там есть прекрасное место, где вы в любое время можете стоять у борта и любоваться берегом, морем. Это будет ваше место, ваша корабельная келья, в которую всем остальным на этом корабле доступ будет закрыт.
– Наконец-то вы сподобились выразиться более-менее внятно. А то: «лучники, абордажная атака…» – молвила Маргрет, провожая взглядом поднимавшегося по сходням адмирала. – Сейчас она пыталась понять, откуда у этого человека столько ненависти ко всему, что его окружает. А главное, предугадать, как сложатся их отношения во время этого длительного путешествия.
Место, предложенное Ораном, и в самом деле было укромным, отгороженным от остальной части кормы стенами надстроек, края которых сходились между собой как бы под острым углом, оставляя лишь небольшое пространство для прохода. Да и то в двух шагах от выхода возвышался палубный рундук с канатами, парусиной и какими-то крючьями.
Тем временем стихли последние возгласы, упали на воду недоброшенные до борта букеты цветов; незнойное нормандское солнце прощально осенило уходящие вдоль склона возвышенности черепичные улочки.
Земля, которая казалась теперь герцогине особенно теплой и ласковой, медленно отходила от кормы корабля, удаляясь все дальше на юг, и мощные паруса жадно ловили первые порывы ветра, подстерегавшего корабли сразу же за холмистой горловиной бухты.
Каждый из сотен людей, оставлявших сегодня эту землю, думал сейчас об одном и том же: увидит ли ее когда-нибудь; суждено ли ему вернуться сюда из неизведанных далей океана? И лишь ощущение того, что она не одна, что вместе с ней судьбу вольных или невольных изгнанников разделяют сотни храбрых мужественных людей – придавало Маргрет чувства уверенности в себе.
Часть II
Шторм, захвативший эскадру у северо-западной оконечности Пиренеев, всю ночь терзал ее, разрывая паруса, круша реи, испытывая на прочность деревянные корпуса и надстройки. Духи моря словно бы не желали выпускать ее в открытый океан, охраняя остатки древней тайны, которая испокон веков разделяла два – европейский и американский – континента, два мира, две цивилизации.
Когда взошло солнце и полоса грозы и шторма стала удаляться на юго-восток, адмирал Жак-Франк де ла Рок де Роберваль – таким было его полное имя, хотя сам он всегда представлялся как Роберт де Роберваль – обнаружил, что под его командой остались только четыре корабля, причем один из них, «Сен Жермен», был военным кораблем сопровождения. Ничего не зная о судьбе невесть куда исчезнувших «Ажена», «Нормандца» и корабля сопровождения «Норда», командор Стенли Брэд приказал капитанам выстроить корабли в бортовую линию, на расстоянии предельной видимости, и медленно, в полудрейфе, идти курсом норд-вест, поджидая затерявшиеся корабли.
– Позволю себе напомнить, сэр, что северная оконечность Африки и россыпь островов – самое пиратское место в этой части океана, – сдержанно проговорил командор Брэд, когда бледный, измученный качкой адмирал наконец-то оставил свою каюту и появился на квартердеке. После первых же порывов ветра он уединился в каюте, приказав вестовом тревожить его только в том случае, когда судно ляжет на дно, и предоставив командору самому заниматься и судьбой корабля, и судьбой – как он называл ее – «Великой эскадры».
«А ведь даже по виду ясно, что адмирал чувствует себя неважно», – заключил командор, вспомнив рассказы о том, что де Роберваль не только скверно переносит штормы, но и безбожно трусит при встрече с ураганным ветром, крутой волной и пиратами. Поскольку речь шла об адмирале, верилось в такое с трудом, но кто знает?..
Впрочем, самоустранение адмирала Брэда вполне устраивало. С первых же часов выхода в море, стало понятно, что на одном корабле с де Робервалем ему тесновато и что они – явно не те люди, которые способны мирно сосуществовать под одними парусами. Спокойный и меланхолично-рассудительный норман-англичанин Стенли Брэд терпеть не мог безрассудной горячности и озлобленности новоиспеченного адмирала, и даже не пытался ни скрыть этого, ни, тем более, подстраиваться под его стиль командования.
– Где эскадра, командор? – и на сей раз свирепо взревел адмирал, как только, осмотревшись, убедился, что под флагом его находится лишь часть кораблей, вышедших из Гавра.
– Это-то – судьбу трех кораблей «Ажена», «Нормандии» и «Норда» – мы как раз и пытаемся выяснить, господин адмирал.
– То есть? Эти мерзавцы подколодные ушли, оставив нас?! – похмельно уточнил де Роберваль.
– Скорее наоборот, сэр, это мы ушли, оставив их. Шторм, насколько мне помнится, – язвительно подчеркнул это свое «мне помнится» – был одним из тех, которые редко случаются даже в таком штормом проклятом месте, как Бискай.
– Тогда какого дьявола вы разбросали корабли, вместо того, чтобы держать их в кильватерном строю?
– Увеличиваю шанс отставших и сбившихся с курса кораблей обнаружить нас.
– Но им известен мой курс! – сплюнул себе под ноги адмирал, изумив этим командора: плевать на палубу не позволительно было ни одному уважающему себя моряку. – И если они не в состоянии определить свое местонахождение в океане и выйти на заданный курс…
– Мы определили курс, а надо было определить еще и место сбора на тот случай, когда корабли разбросает штормом.
Адмирал хотел что-то возразить, но вместо этого лишь похмельно икнул и, пытаясь утолить разгоравшуюся головную боль, болезненно, остервенело поморщился.
– Когда эскадра будет в сборе, командор, потребуйте, чтобы все капитаны судов прибыли на флагман. Я научу этих мерзавцев, как надо ходить в эскадре, тем более – под флагом адмирала королевского флота.
Еще раз икнув и сумеречно осмотрев потрепанный корабль, снасти которого команда «Короля Франциска» приводила в порядок, он хрипло прокричал: