Остров перевертышей. Рождение Мары

Сойфер Дарья

— Может. — тихо ответил он. — Знаешь, почему? Ее тотем — черепаха. Каждую ночь она проводит в облике черепахи, поэтому стареет в два раза медленнее.

— Разве это…

Но договорить Тома не успела, потому что миссис Крианян уже появилась с папкой в руках. Профессор Эдлунд сослался на дела и покинул библиотеку, а женщина- черепаха тем временем оформила новенькой пропуск, показала архив и выдала толстый альбом: выпуск 1994 года.

Тома села за читательский стол у окна. С одной из страниц на

нее смотрела юная веснушчатая девушка в дурацком синем платье с воланами. Волосы с легкой рыжинкой, лоб закрывает пушистая челка, на веках — яркие голубые тени. В другой раз Тома бы посмеялась над наивной безвкусицей, но от того, что она только сейчас впервые увидела мамин портрет, такой настоящий, цветной и четкий, из груди вырвался звук, похожий на кашель. Она закрыла лицо ладонями и зарыдала.

— Девочка моя, хочешь, я принесу тебе кофе? — сочувственно спросила библиотекарша по-русски и тут же на английском обратилась к кому-то еще: — Подождите, мисс, я должна сначала помочь ей.

— Мара? — услышала Тома. — Это я, Брин.

— Не… сейчас, — с трудом ответила Тамара сквозь судорожные всхлипывания. — Не… до… тебя…

— Все в порядке, миссис Крианян. Я с ней посижу.

Брин уселась на соседний стул и неловко похлопала Тому по плечу.

— Не расстраивайся ты так. Все будет хорошо.

— Не… будет… Моя мама… Она никогда…

— Я знаю. Прости. Слушай, я нашла твой портрет. Я не ожидала. Очень красивый. И тотем похож.

— Пр… правда?

— Да. Извинения принимаются… Просто это полотенце и кружка… Мне все мама покупала, а я очень скучаю. Как будто ты хотела ее отобрать.

— Про… сти, — Тома шмыгнула уже тише.

— Хорошо. Только прекращай реветь, ты же испортишь фотографию.

Тома вытерла нос рукавом толстовки.

— Ладно. Спасибо. Я вообще не плакса.

— Я никому не скажу.

— Честно? Ты ведь имеешь право… За собаку с крысой, за Фри… За все, короче.

— Я думала еще позлиться на тебя, пока не пришла сюда. Потом позлюсь.

— А ты чего делаешь в библиотеке?

— Увидела твой портрет, — и сразу захотелось посмотреть на маму в этом возрасте. Аты?

— И я хотела на маму посмотреть.

— Я собиралась поискать снимки со встреч выпускников, — сообщила Брин. — Кстати, твоя мама тоже может в них найтись. В каком году она окончила пансион?

— В девяносто четвертом.

— Значит, ищем с девяносто пятого… — Брин направилась к стеллажам.

Тома отвернулась к окну: из щели тянуло свежим морским воздухом, и опухшее от слез лицо приятно остывало. За стеклом сидела рябая пташка и забавно вертела головой, поглядывая на девочку глазками-бусинками. Тамара вздохнула: безмятежно было здесь, красиво. Жаль, ничего не выходит с тотемом. Остается только надеяться, что если она окажется обычным

человеком, Эдлунд позволить ей остаться хотя бы в качестве уборщицы.

— Слушай, я все хотела тебя спросить… — обратилась к ней Брин. — Сегодня Шейла и Сара говорили, что твой тотем — черная мамба. Ты ведь действительно ничего о себе не рассказывала… Это правда?

— Понятия не имею.

— В смысле?

— Ну, тотем моей мамы — лиса, а кто я — неизвестно. Эдлунд пытался сегодня настроить меня на трансформацию, ничего не вышло. Я могу быть лисой, змеей, крокодилом… Или просто девочкой.

— А Сара?…

— А Сару я пыталась напугать. Ей полезно.

— Понятно, — Брин опустила белые ресницы.

— И ты даже не спросишь, что я здесь делаю? И по какому праву меня сюда привезли?

— Не-а.

Они рассматривали снимки, выискивая на каждом лицо Томиной мамы. Видели украшенный шарами главный холл, праздничные танцы, огромный торт в виде солнца.

— Это же синьора Коломбо! — воскликнула Брин, указывая на стройную итальянку в белом халате.

— Не может быть!

— Да точно, она. Сколько ей здесь? Неужели она так давно работает в Линдхольме?

— По-моему, тут многие проводят всю жизнь.

— Нет, что ты! Мама рассказывала, что когда она училась, были другие преподаватели. Из наших она знает разве что Эдлунда и Лобо, который ведет спорт и испанский. И кого-то из зимних. Многие создали семьи и уехали.

— Погоди, а сколько времени уже? Мы на ужин не опоздаем? — обеспокоилась Тома: от изображения торта, пусть и из далекого прошлого, у нее засосало под ложечкой.

— Полвосьмого, — Брин сверилась с телефоном. — Через полчаса закроют.

Они решили пока оставить фотографии в библиотеке, чтобы случайно не испортить их за ужином, спешно попрощались с миссис Крианян и поторопились во владения синьоры Коломбо.

Столовая шумела: студенты смеялись и болтали, звякала посуда. Тамара и Брин набрали на подносы тушеного лосося с маленькими картофелинами и зеленой фасолью и прошли за свой стол. Джо не было. Наверное, поел одним из первых и не стал ее дожидаться.

— А мы уже заволновались: неужели ты пропустишь ужин? — подколола Тому Зури.

— Ну уж нет, — улыбнулась в ответ Тамара. — На мою порцию можешь даже не рассчитывать.

— Я за соком, — Брин встала. — Тебе принести?

— Конечно! Спасибо.

— О, да ты сдружилась с этой Фриксдоттер? — спросила Ханна.

Послышались разрозненные смешки.

— Еще раз так ее назовешь, — яростно прошипела Тома. — И получишь!

— Да ладно, ладно! — Ханна Оттер отшатнулась. — Это же ты сама и придумала…

— Считай, раздумала обратно.

— Как скажешь, — и Ханна принялась усердно ковыряться в своей тарелке.