Остров перевертышей. Рождение Мары
Шрифт:
Брин отошла к столу с напитками. Тома не успела посмотреть на ее реакцию, но надеялась, что этот случай не испортит хрупкого перемирия. За столом летних первокурсников стало тихо: Нанду где-то носило, и некому было развеять шуткой неловкую паузу.
Зато на горизонте показалась Сара Уортингтон со своей свитой. Тамара напряглась, готовясь к атаке, но та вовсю источала дружелюбие.
— Привет, Мара, — как ни в чем не бывало, пропела английская Барби.
— Привет.
— Слушай, утром вышло некрасиво. Мне жаль.
— А что это?
Шейла и Рашми фыркнули.
— Девочки, перестаньте! Откуда ей знать? — одернула их мисс Уортингтон. — Это дизайнерская кола. Попробуй, очень вкусно.
— Ладно, спасибо, — Тома пожала плечами.
Не то, чтобы ей вдруг понравилась эта снобистская девица, просто врагов у нее и в интернате было предостаточно. Успеет еще нажить.
Уортингтон с подружками растворились в толпе, а Брин вернулась и плюхнулась на свое место.
— Держи, — она поставила перед Томой стакан апельсинового сока.
— Спасибо. Только вот Сара принесла мне колы… Будешь?
— Серьезно? — поморщилась исландка. — Ты собираешься это пить?
— Ну да, а почему нет? Тебе налить?
— Нет, спасибо, — надулась Брин.
На всякий случай, перед едой Тамара проглотила сразу три таблетки профессора Эдлунда — уж больно сильно ей хотелось доказать всем, что она перевертыш.
Кола оказалась самой обычной, Тома отставила ее в сторонку, и к Брин постепенно вернулось хорошее настроение. В домик они возвращались вместе. Было светло: белые ночи, наконец, проявили себя во всем великолепии. Сытый желудок грел изнутри, шуршали легкие волны.
На веранде сидел Нанду с гитарой, вокруг него кучковались ребята, включая, как ни странно, Сару Уортингтон. Увидев Брин и Тому, все заржали.
— Что смешного? — насторожилась Тамара.
— Вот и наша черная мамба! — Сара уперла руки в боки. — Скажи, юная леди, тебя никто не учил, что врать нехорошо?
— Ты о чем?
— Мы все знаем. Что никакая ты не змея, и вообще, скорее всего, не перевертыш!
— Что? — Тома опешила. — Но откуда?..
— Птичка на хвосте принесла.
Она оглядела ребят: не смеялся только Джо.
— Какое это имеет значение? — вступилась Брин. — Ну, соврала, подумаешь, как будто вы все говорите только правду!
— Брин, не надо… — попыталась ее остановить Тома, но опоздала.
— А, с ней еще и Фриксдоттир! Отличная из вас получилась парочка! Фрик и псевдомамба! Не хочешь посмотреть, что ты пила сегодня за ужином? — Сара развернула к ней свой телефон.
На видео они с Шейлой плевали в разноцветную бутылку колы.
— Ну как, вкусно было? Дизайнерская работа!
— Мне все равно, мамба я или сибирский ядовитый хомяк! — Тома отодвинула от себя Брин. — Тебе не жить!
Тамару
Но не успела она дотронуться до этой несчастной аристократки, как та побледнела и испуганно вскрикнула. Тома сделала еще один шаг: ноги слабели, перед глазами все качалось, череп раскалывался от боли. Веранда, Сара, ребята куда-то поплыли, и спина врезалась в твердую поверхность.
— Позовите мадам Венсан! — крикнул кто-то.
Из тумана появилось лицо Брин.
— Что… происходит? — с трудом выговорила Тома.
— Ты превратилась в Сару Уортингтон, — ответила Брин, и все погрузилось в темноту.
Глава 7
Мара находилась в блаженной невесомости, как большое мягкое облако. Вне пространства и времени. Сквозь пелену умиротворения пробивались отдаленные обрывки фраз.
— Мила, есть доказательства насчет времени ее рождения? — спрашивал мужской голос.
— Ничего, кроме свидетельства, — отвечал женский.
— Справки из больницы? Документы о беременности?
— Откуда? Если что-то и было, то тот пожар…
Пожар, огонь… Не хочу ничего слышать. Тишина… Потом снова голоса:
— А то письмо?
— Какое?
— Письмо Лены, которое пришло незадолго до ее смерти? Что в нем?
— Не помню. Понятия не имею, где оно может быть. Я только знаю, что должен был взять ее в Линдхольм.
— Черт, Лена умела подкинуть проблем…
— Перестань! Сейчас надо выяснить, откуда у Тамары зимний дар. Я позвоню Мартину.
— Зачем? У него крыша протекает, чем он может помочь?
— Советом, хотя бы.
— Ты ведь не собираешься притащить его сюда? Здесь дети! А если Селия тоже приедет?
— Я сам с ней разберусь, Мила!
— Ларе, это все можно решить в твоем кабинете, — встрял кто-то третий. — Если вы разбудите мне ребенка, восстановительные процессы замедлятся!
— Прости, Полин.
Шаги, щелчок закрываемой двери. И тихая иностранная речь, похожая на полоскание горла. А потом снова тишина и невесомость.
Из забытья Мару вывел яркий солнечный свет. Он бил в глаза через закрытые веки, навязчиво пробирался под ресницы. Она поморгала и огляделась вокруг: абсолютно белая комната, занавеска, отделяющая ее кровать от остального пространства, на тумбочке — миска с фруктами и фотография мамы в резной деревянной рамочке.
Пошевелила рукой — и чем-то зацепилась за одеяло. Проверила — в запястье стоял катетер. Приподнялась, пытаясь сесть, но голова сразу закружилась, стены заколыхались. И Мара откинулась обратно на подушку. В животе заурчало от голода, и она взяла из миски большую желтую грушу.