Остров святого Сэмюэла
Шрифт:
Удар о деревянное сидение не прошел бесследно – во рту чувствовался вкус крови. До сих пор ощущался только ее запах.
Прикусил что-то? Плевать. Это не золотой зуб.
Вода баюкала лодку и несла в каком-то неведомом направлении. Надо думать, на глубину. Голова болела. Затылок пульсировал. Теперь еще и челюсть.
Реймер, едва успев свеситься за борт, выблевал в озеро сегодняшний завтрак. Несвежий бутерброд, купленный на провинциальном вокзале.
«Какое многообещающее начало путешествия. Ладно, вокзальная
Он приподнялся на руках. Взгромоздил тело на сидение, так неприятно его встретившее. По обе стороны торчали весла. Реймер вяло ухватился за них и всем весом налег. Лопасти с плеском поднялись в воздух.
Течение отнесло лодку довольно далеко от пристани.
0.2. Дом
Он плыл бесконечно долго. Умопомрачительно долго в прямом смысле. Весла с каждым взмахом наливались чугуном. Несколько раз перед глазами темнело, и Реймер бросал грести, чтобы прийти в себя. Терять сознание нельзя. Иначе лодку снесет еще дальше.
Тошнота не отступала, но желудок был уже пуст. Озноб усилился. Проклинать Болезнь бесполезно – это не работает. Остались только проклятия и брань. Пару раз Реймер даже подумывал, не утопиться ли прямо сейчас. В этом-вот озере. Но напомнив себе, что так делают только слабаки, он возвращался к монотонной гребле. Еще немного. Или много. Не важно. Надо грести.
Вода действительно была холодной. Очень. Сюрреалистично холодной. Это выяснилось, когда после очередного взмаха веслами брызги с лопастей приземлились великому математику на лицо. Мелочь, а неприятно. Реймер провел по щекам рукавом куртки.
На корме терпеливо ждал высадки единственный пассажир – рюкзак.
Полярное озеро оказалось на удивление чистым. За все свое недолгое плавание Реймер не увидел ни одной пластиковой бутылки. Ни одного целлофанового пакета. И не потому, что видел он паршиво. Мусор попросту отсутствовал в этом суровом северном мире. Его здесь не может быть, как не может быть ничего антропогенного. Не приживается в этих местах антропогенное. Земля, отвоеванная у человека ветром и травами, очистилась.
Озеро принадлежит рыбе. Если Лодочник ежедневно рыбачит и на улов не жалуется – значит, с фауной тут все в порядке. Реймер подумал, что ему и самому было бы неплохо начать рыбачить. Питаться ведь чем-то надо. В рюкзаке лежит пачка вафель. Но не будет же он есть эти вафли на протяжении всего сомнительного отпуска. Даже при самом пессимистичном прогнозе еще должно быть как минимум… недели три. Или месяц.
Он периодически оглядывался посмотреть, куда гребет. Силы быстро заканчивались. Бороться с течением получалось плохо. Реймер старался не столько выровнять курс, сколько грамотно напрягаться. Чтобы не встать на середине озера с колотящимся на грани разрыва сердцем и непослушными от переутомления руками, в абсолютно беспомощном положении.
Вода огибала маленький островок – защищала от большой земли.
Где-то в этих деревьях спрятан темный прямоугольник. Дом.
«Доплывешь – не забудь привязать лодку», – всплыл в голове голос Лодочника. Улыбчивый пузач, шагающий вперевалку по пристани. Жирная волосатая спина и странная привычка одеваться не по погоде. Как он может ходить раздетым в ноябре?
«Может, и мне завести коз?» – внезапно подумал Реймер. В последнее время он редко вспоминал о еде, так как вместо голода к нему обычно приходила тошнота. Гурманом великий математик никогда не был, а во время Болезни еда больше мешала, чем способствовала выздоровлению. Поэтому вафли в рюкзаке второй день лежали нетронутыми. «Хотя нет, плохая идея. Добывать козий сыр – это ж столько труда… а самих коз надо чем-то кормить… они-то хотят есть каждый день». Тошнота достигла опасного уровня. Реймер упорно думал о козах: «А вафлями они случайно не питаются?»
Во время каждого приступа головной боли он переставал грести. Череп будто сдавливали железным шлемом. Чем дальше, тем сильнее. Раздавить хотят. Расплющить. Реймер закрывал глаза и сам себя убаюкивал. «Побушует и пройдет. Побушует и пройдет. Побушует и пройдет…»
Он придумывал разные мантры. В первый раз, пятнадцать лет назад, когда Болезнь застала его врасплох, он ничего не знал. Он не знал, что делать. Как к ней относиться? Как относиться к себе в свете взаимоотношений «человек – болезнь»? Кто он в них? Жертва? Воин? Пофигист, которому нужно максимально отстраниться и попробовать быть «выше этого»? Как вообще правильно общаться с Болезнью? Какая стратегия работает?
Ему казалось, что он победил. Сам не понял как, но победил. Точнее, не по-, а у-бедил себя, что сделал верные выводы. Что разобрался в причине. Увидел, откуда оно взялось. Как разрослось и что теперь нужно делать, чтобы оно не повторилось. Но сейчас он не видел ничего. Ни одной причины. Она случайно – случайно! – вернулась. Только ведь случайностей не бывает. В случайности Сэмюэл Реймер не верит. Значит, была причина. А он ее не видит. Он видит только нечеткие полосы цвета вокруг. Сверху – сизая. Это небо. Ниже – цвета прошлогодней травы. Берег. И маленький серый квадратик дома Лодочника с черным сараем.
«Уму непостижимо, как можно так долго грести и так мало отплыть».
Во время очередной передышки Реймеру захотелось сесть лицом к острову. Может, мотивации прибавится. Странно ведь плыть спиной вперед. Озеро большое. Сил мало. Мышц уже нет никаких. Съедены. А так, с визуальным стимулом, хоть на энтузиазме догрести можно.
Как работает «энтузиазм», Реймер тоже не знал, поскольку вещь эта крайне ненаучная и вообще эзотерическая. Ее нельзя ни пощупать, ни измерить, ни пригласить в ресторан с целью выбить интересную сделку. Но то, что в трудную минуту этот самый энтузиазм совершает чудеса, – факт. А в факты аналитик больших данных не верить не может.