Остров восходящего солнца или дневник ненастоящего геолога
Шрифт:
– Генрих...
– Кто это?
– Ты что не знаешь?!.
– Нет...
– усмехнулся я, и добавил, - а должен знать?
– Ну, это из самых заслуженных вулканологов Сахалина, он и открыл минерал рениит.
– Вот, как...
– Ну и это отец Миши Штейнберга, генерального директора местной шараги.
Собственно так и оказалось, Генрих Семёнович много лет своей жизни отдал развитию местной геологии и вулканологии и в частности изучению рения на вулкане Кудрявом. И вот под склон лет старик захотел вспомнить молодость и пожить пару месяцев на вулкане, что поспешил обеспечить с надлежащим комфортом его сын. Пожилые люди сентиментальны, им хочется окунуться в атмосферу прошлого, когда они были молоды, полны сил и вся жизнь была впереди. Поэтому когда их жизнь близится к логическому завершению, ностальгия по тому времени, как бальзам на их израненную суровой реальностью душу. И это очень замечательно, когда дети могут исполнить такую простую мечту своих родителей. Ведь по факту Генрих там никому не нужен, он просто ходит, гуляет, ест макароны с тушёнкой, пьёт коньяк, развлечения ради ходит с каким-то прибором и геологическим молотком, делая никому не нужные замеры. Женя остроумно заметил: "Играет в геолога", пожалуй, ведь старики совсем как дети. Зато внутренне ощущает себя по-прежнему нужным, особенно, если попадётся под руку молодой геолог, который решится послушать баек старика, то попадает
– Когда надышишься серных газов, - сказал захмелевший заместитель Генриха, и по совместительству родственник Якова, - то самое первое средство против отёка лёгких - это выпить спиртного, ведь алкоголь расширяет сосуды.
Нельзя сказать, что он был неправ, однако, расширив сосуды, алкоголь позже ещё больше их суживает. Ну да ладно, человек, что угодно придумает, чтоб оправдать свои слабости. Главное, что эти посиделки пришлись по душе Генриху, который ещё долго травил всем байки о своей молодости. Хотя вулкан явно был недоволен, ибо в этом день нельзя было выйти на улицу без противогаза, так как всю седловину, где располагался лагерь, окутало густым облаком серных газов. Ну что поделать, вулкан тоже живой, возможно, у него свои причины не любить Генриха, а потому хотелось устроить ему маленький вулканический холокостик. Ибо с тех пор, как он там поселился, седловину стало чаще давить удушливыми едкими газами, что раньше происходило на порядок реже, поэтому жителям вулкана житься стало хуже. Да и ещё родственник Якова, а по совместительству заместитель Генриха, захватил в свои руки местную кухню и на ней сразу пропали все продукты, в чём он, разумеется, сразу же обвинил предыдущего повара. Характер питания постояльцев вулкана изменился мгновенно. Количество приёмов пищи сократилось до двух, а количество порций едва ли можно было бы назвать достаточным для взрослого, физически работающего человека. Да и пустой гречкой на воде и луком вряд ли можно насытиться. Приносили и масло сливочное и сыр и сгущёнку, но до стола, почему-то, кроме сырого лука ничего не доходило. Хотя всё верно это, какой ещё человек мог стать заместителем академика самой толерантной национальности. И я сразу вспомнил этот анекдот, когда умирает старый еврей и его последним желанием становится стакан чая с двумя ложками сахара. Удивлённые родственники восклицают:
– Почему такое странное желание?
– Понимаете, всю свою жизнь я пил чай дома с одной ложкой сахара, а в гостях с тремя, но люблю-то я с двумя ложками сахара.
Вот так мы стали питаться почти кошерно, аскетично, развивая непривязанность к удовлетворению своего чрева.
28-08-2017. Вулкан Кудрявый. Итуруп.
15. Разговоры о кинематографе.
С утра вершина вулкана была окутана туманом и моросью, с видимостью до пяти метров. Долгожданного вертолёта ждать не приходилось, что приводило всех в уныние, ведь воды осталось всего пять литров, а с постоянной традицией пить чай они улетели бы в раз. Благо Жека запрятал ещё несколько литров про запас. Хотя геологи усиленно шакалили в поисках долгожданного чая, их удавалось урезонивать до поры до времени. Однако скоро природа таки смилостивилась над нами грешными и неожиданным ветром минут за десять разметала весь туман над вулканом, и лучи солнца хлынули на седловину. Хорошая погода длилась часа четыре, но этого хватило, чтобы выгрузить груз и слетать и привезти две тонны воды, которых с такими объёмами пития чая, дай Бог, на месяц бы хватило. Кроме воды привезли ещё кучу установок для добычи рения, и нас попросили помочь разгрузить. Правда, людей суетившихся вокруг вертолёта с видеокамерами было гораздо больше, чем пытавшихся выгрузить оборудование, оно и понятно, ведь желающих заполучить классные видеокадры с халявного путешествия на Итуруп было куда больше, чем желающих заполучить межпозвоночную грыжу или остеохондроз поясничного отдела позвоночника. Среди людей, снимавших на камеру происходящее, один явно выделялся наличием более профессиональной камеры, да и вообще, как орудовал он более умело. Как оказалось потом, это был легендарный Золтон, которого я по какой-то причине вначале именовал не иначе, как Жолтон, видимо сказалась польская наследственность. Сказали, что он чех и уже давно катается сюда, как видеооператор и давний знакомый Генриха. По-русски говорил он довольно хорошо, хоть и с явным акцентом. В первую ночь Золтон чуть не упал с полки в кунге, однако на вторую явно приноровился и спал спокойно. А на утро завидев, как я пишу дневник на нетбуке, подсел и полюбопытствовал, что я делаю за нетбуком:
– Смотришь фильмы?
– Нет, я описываю происходящее вокруг: ситуации, люди, факты.
– Ты писатель?
– Ну, это громко сказано. Я пробую себя на этом поприще, вот написал один роман, выложил его в интернет, так как денег на издание пока нет, да и желающих его издавать. А так сейчас в работе над тремя произведениями. А ты Золтон? Из Чехии?
– Нет, я венгр.
– Из Будапешта?
– Раньше там жил, сейчас в деревне.
– Ты снимаешь здесь фильм?
– Нет, это нельзя назвать фильмом, продолжительность всего десять минут, это скорее короткий ролик по заказу инвестора о происходящем тут. Вообще я документалист и снимаю документальное кино.
– Ты хорошо говоришь по-русски. Часто бываешь в России?
– Почти каждый год, начиная с 1989 года.
– И снимаешь фильмы про геологов?
– Не только, вообще, у меня был целый цикл документальных фильмов про репрессии, это один из моих интересов в документалистике. Однако в последние годы работать становится сложнее, так как людей всё больше интересует шоу, они хотят пить, курить, развлекаться. Их мало волнует хорошее кино. Для них важнее количество пикселей и хорошее качество фильма, но не его содержание. В области культуры преобладает цензура. И если в России она более тотальная, то в Европейском Союзе она действует иначе: ты можешь снимать то, что хочешь, но если это не нравится власти, то ты попросту не получишь денег. Всё регулируется деньгами, и культура преподносится на низком уровне. Для простых людей дешёвые и отвратительные фильмы, в то время как мировая элита и зажиточный класс
– И так не только в кино, в любой отрасли культуры, будь то литература или живопись.
– Именно так.
Вообще, Золтон оказался довольно хорошим собеседником, явно образованным и настроенным скептически к современному мироустройству, что, конечно же, не могло не понравиться мне, ведь это объективная реальность. Мы ещё долго беседовали, пока нас не позвали на завтрак, жаль только, несмотря на хорошее владение русским языком, Золтон не смог передать всей полноты картины своего восприятия этой действительности. По образованию он оказался геологом, но волею судьбы, ещё в студенческие годы попал на подработку, как ассистент режиссёра. Хотя Золтон не имел специального образования, но имел довольно хорошую коммуникативную способность и настойчивость по жизни, чтобы дерзновенно испросить у своего начальника видеокамеру в его первую любительскую поездку во Вьетнам, после которой он и стал периодически снимать различные эпизоды своих путешествий. И в течение нескольких лет оформился как вполне самостоятельный автор документальных фильмов, бороздя просторы постсоветского пространства, рассказывая миру о неизведанных и закрытых ранее уголках планеты. Сам Золтон считал, что удача часто вела его по жизни, я же полагал, что его карма была довольно хорошей. В целом, и он и я были правы, судьба его была весьма удачливой и увлекательной.
23-08-2017. Вулкан Кудрявый. Итуруп.
16. Тайфун научит.
С самого начала нас пугали этими загадочными тайфунами. Не занимай вот то место в палатке, так как там в тайфун заливает. Нельзя вообще так палатку ставить, её в тайфун унесёт. В общем, любое твоё действие было неверным, если шло в разрез с мнением таинственного Тайфуна, который должен был научить тебя уму-разуму. Кто же этот тайфун? Так на дальнем Востоке принято называть ураганный ветер с дождём. Причём со слов как бы знающих местных людей, этот тайфун имеет свой центр, и сначала ветер закручивается в этот центр по спирали, а потом выдувается оттуда обратно. В среднем это длится дня четыре, и, разумеется, в такую погоду работать не выйдет, так как при ветре более тридцати метров в секунду, человека только в путь может сорвать с крутого горного склона, а при пятидесяти и с ровного места унесёт. Поэтому, уставшие от беспрерывной работы, тайфуна мы, простые работяги, ждали с вожделением, как единственный выходной. Вообще, в поле выходных, как таковых, нет. То есть если погода солнечная, то можно было работать "до талого". "До талого" это пришло из Сибири и значило приблизительно "до талого снега", то есть до весны, а проще говоря, очень долго. Так вот работать при хорошей погоде могли заставлять бесконечное количество дней подряд, то есть о пятидневной рабочей недели речи вообще не было, но всё, конечно, зависело от начальства. Например, когда я был в Магадане на полевых работах, то начальник отряда, даже при постоянно хорошей погоде, раз в неделю устраивал выходной. Причём выходной был настоящий, то есть в этот день ты мог заниматься тем, чем хочешь, это было твоё свободное время. В лагере на Тёплом озере и на вулкане выходных вообще не было, ибо даже если непогода, дождь или тайфун, тебя всё равно запрягали в работу по лагерю, которую в обязательном порядке требовалось делать, отдыхать тут считалось признаком дурного тона. Конечно, в любом полевом отряде была работа по лагерю, но обычно этим занимался отдельный человек, который в маршруты не ходил, а занимался тем, что носил воду, рубил дрова и топил баню. То есть его работа была намного проще, и свободного времени у него после этих дел оставалось много, а потому тут можно было обойтись без официальных выходных. Тут же драли три шкуры и при любом свободном хождении по лагерю находили работу. В общем, как в российской армии всё, реально очень похоже.
Так вот тайфуны нам обещали с самого начала нашего приезда, то есть с конца июля, но их всё было, хотя постоянно слышалось "вот скоро тайфун". "Да когда уже тайфун?" - восклицали мы негодуя. В июле говорили, что сезон тайфунов в августе, а в августе говорили, что в сентябре, и так далее. Вообще, ураганным считается ветер более тридцати метров в секунду, и однажды наверху в лагере на вулкане мы пережили ветер в тридцать два метра в секунду с дождём, а по определению - это уже тайфун. Тогда туман и дождь всё заволокли собой, а ветер буквально сбивал с ног, и мы, собственно говоря, весь день просидели в купольном доме. Однако все, разумеется, говорили: "Пффф, это не тайфун, вот в прошлом году... пятьдесят метров...", и я не спорю о том, что бывает и больше, и восемьдесят метров в секунду, которых эти фыфыкающие щеглы также не видели, как и мы пятидесятиметровые порывы. Поэтому всё относительно в этом мире, но и на наше поле пришёл тайфун в своё время, чтобы научить нас жизни.
27-08-2017. Вулкан Кудрявый. Итуруп.
17. Шквалы, камнепады и туристы на вулкане.
Пока мы ждали тайфуна, нас приходилось работать. Мы ползали по склонам вулкана Кудрявый с приборами и проводили свои изменения в поисках сульфидных минерализаций. Некоторые склоны были довольно крутые и сыпучие, а потому каждый неосторожный шаг повергал вниз целый камнепад, от самых маленьких камешков до огромных валунов, которые порой грозили в лучшем случае раздроблением колена, а в худшем погребением под завалом. Разумеется, никакого профессионального альпинистского снаряжения и специальной подготовки мы не имели, кроме, конечно же, русского "авося", который защищал нас буквально от всего. Ну, почти от всего, ведь иногда мы падали, ушибали колени и локти, раздирали ладони, штаны на ягодицах, особенно когда ветер поднимался до пятнадцати или двадцати метров в секунду. "При пятнадцати метрах в секунду работать можно" - говорил начальник Коля, как всегда опуская, то, что после пятнадцати шли двадцать метров в секунду. А на вершине вулкана в это же самое время ветер мог доходить до тридцати метров в секунду, что на сыпучем склоне просто сбивал с ног и нёс по рыхлой породе вниз. При таких шквалах ветра мы не слышали друг друга и того, что происходило вокруг. Во время работы в такую погоду, можно было спускаться, и, оглянувшись, случайно увидеть, что на тебя летит огромный камень, размером с голову. Ребята, конечно, кричали тебе, но если ветер в их сторону, а ты идёшь первым вниз, то ничего не слышно, и ты либо видишь уже их пролетающими мимо, либо чудом успеваешь увернуться.
Вышел живым после маршрута хорошо, но и в лагере на вулкане ждали иногда неприятности. С нами в кунге поселили пожилого туриста Генриха, а так как дедушка уже плохо контролировал функции тазовых органов, то неприятный запах само собой был, а также ночью он часто бегал по нужде, периодически не закрывая за собой дверь. И ничего бы, если бы мы были в горном санатории, но мы у вершины вулкана, где, когда дует соответствующий ветер, весь лагерь накрывало едкими серными газами. А когда ночь, и ты спишь, то очень неприятного просыпаться от удушья парами серы, и дальнейший остаток ночи проводить в противогазе.