Освобождение шпиона

Корецкий Данил Аркадьевич

— Даю тридцать минут, — сказал Леший. — Так ему и передай. Через полчаса мы наводим переправу и фор­сируем щель. И скажи ему - ни танки, ни пулеметы тогда не помогут!

— Да ты не ссы, это!.. Все будет в лучшем виде! Я Башмака уговорю! Он пацан свойский, вас не тронет!

Бруно постоял еще, почесал бороду. Махнул рукой и пошел обратно. Больше идти ему было некуда — или сюда, или к Лешему, который, того и гляди, опять за­бьет его в наручники.

Башмакин ждал на прежнем месте, автомат наизго­товку,

и был по-прежнему страшен — особенно черные дыры вместо глаз. И поза у него была какая-то не сов­сем человеческая, словно он в любую минуту готов был встать на четвереньки.

Бруно перевел дух и сказал:

— Ну, ты слышал все, да? Все нормально. Летний те­бя не тронет, я ему приказал. Но ты тоже того...

Он исподлобья глянул на караульного, перехватил его черно-дырчатый взгляд, отвернулся. Но мысль свою докончил:

— Не выкобенивайся тут особо...

Башмакин опустил автомат.

— А ты не похож на остальных, товарищ Бруно, — сказал он, имея в виду, конечно, подземных обитате­лей, «папуасов».

— Выглядишь цивилизованно, Опрятно. И ты гораз­до умнее их. Это странно. Откуда ты пришел?

— Да я в четырнадцать раз умнее! — уточнил Бру­но.
– И ничего тут странного! Это я еще с бодуна, на расслабоне... А пришел я с Лубянки, откуда ж еще! С площади Дзержинского, прямиком оттудова и при­шел!.. Да, я умнее их всех в двадцать два раза - когда трезвый!

— С Лубянки? Ты что, работаешь в МТБ?
– удивился Башмакин.

— Да! Точно! Где же еще! — Бруно важно кивнул.

Он готов был сейчас работать где угодно и с кем угодно, готов был верить хоть в Сталина, хоть в черта лысого, лишь бы выпутаться из этой передряги. Но он понимал, что слова надо чем-то подтверждать.

— На мне все МГБ держится! Видишь, побриться да­же некогда!

Он энергично потеребил свою бороду. В конце кон­цов, борода - это не пустые слова, это вещественное доказательство.

— И те, что с тобой - они тоже из МГБ?
– уточнил Башмакин.

— Леший-то? Так он, блядь, законченный эмгэбист! То есть... В положительном смысле, конечно! Ну да! Он тоже с Лубянки! Настоящий майор, мать его!

Башмакин не понимал. Слишком много информации, слишком быстро, слишком громко, слишком грозно и не­понятно кричит этот странный Бруно Аллегро.

— Так зачем вы пришли сюда с оружием? — спросил часовой.
– Почему ведете себя так, будто вы враги?

— Да ни хуя мы не враги, ты чего!
– Бруно искренне возмутился.
– Я - Бруно Аллегро! Народный артист СССР, тайный агент КГБ или как его там... Я террорис­там не дал Кремль взорвать!.. Блядь, ты ж посмотри! Ка­кой же я враг?..

Башнабаш поджал безгубый, как у ящерицы, рот. Посмотрел на часы, отстегнул от пояса флягу, протянул ее Бруно.

— Это коньяк. Старый, французский.

Тот жадно схватил ,

отвинтил пробку, понюхал — точ­но коньяк. И вдруг засомневался. Пить из фляги этого подземного упыря ему почему-то расхотелось.

— Это... Нет, в общем. Не в падлу, просто на работе не бухаю, - буркнул Бруно, возвращая флягу.

Башмакин с уважением посмотрел на него, безбро­вое, безволосое лицо немного вытянулось.

— Я тоже не употребляю обычно, — сказал он.

Тем не менее отпил из горлышка, еще раз посмотрел на часы.

— Но теперь уже все равно. Осталось семнадцать ми­нут. Рабочее время, или нерабочее., , Я свою работу за­кончил. И ты, видимо, тоже. И те, кто с тобой.

— Что ты гонишь?
– не понял Бруно. — Слушай, у те­бя тут дышать нечем!

— Ничего, семнадцать минут потерпишь.

— Да что ты заладил про семнадцать минут?! — разо­злился карлик, — Что такого через твои семнадцать ми­нут случится? Свежий воздух пойдет, что ли?

— Через семнадцать минут сработает заряд. Я акти­визировал систему ликвидации командного пункта.

Объект рассекречен противником, по инструкции я должен взорвать его.

Бруно так и застыл с открытым ртом.

— Ты охуел, что ли?!! — заорал он так, что услышали, наверное, на том берегу Разлома.
– Какого, блядь, ко­мандного пункта?!.. Какое нах... взорвать?! Семнадцать минут! На череповецкую зону захотел, козлиная рожа?!!

Он заметался из стороны в сторону, бросился было в сторону Разлома, но тут же вернулся. Спросил с надеж­дой:

— Ты что, - фуфло прогнал?

— Я охраняю секретный стратегический объект, - спокойно пояснил Башмакин. — Совершено несанкци­онированное вооруженное вторжение, объект должен быть...

— Какой объект?! Ни хуя!!! Никаких «должен быть»! Чего удумал! — Бруно даже подскочил на месте. — Слу­шать мою команду! От имени товарища Сталина, това­рища Берии и начальника МГБ приказываю — отста­вить, рядовой Башмак!! А-атставить взрывы!

— Это неправда. Товарищ Сталин умер в 1953 году.

В черных дырках-глазах Башнабаша что-то недобро сверкнуло.

— За три года до того, как я заступил сюда в караул.

— Как — за три года? Ты что, с 56-го здесь топчешь­ся?!

Пораженный Бруно на какое-то время даже забыл про заряд.

— Да. Больше полувека. Всю жизнь. И мне, честно говоря, все это здорово надоело...

Башмакин опять поджал рот.

— И эта «Старая Ветка», все, что здесь... А еще хуже то, что творится у вас наверху. Я все это время слушал радио, следил за тем, во что превращается моя страна, и все время ждал момента, когда можно будет дернуть ручку тумблера...

У Бруно вытянулось лицо. Он перестал орать и под­прыгивать, и даже как-то успокоился вроде.

— И что будет?.. Если — дернуть?