Освобожденная инопланетным воином
Шрифт:
— Можно вопрос?
— Конечно.
— Как ты думаешь, кто-нибудь из других воинов в этом лагере убил бы тебя в тот день?
Он долго молчит.
— Нет. Честь — значит всё в этом племени, и в убийстве ребенка нет чести.
— Но ты не знал этого тогда.
— Нет. В моём племени мы сражались и убивали всех.
— Значит, ты автоматически чувствовал себя обязанным Каликсу за спасение твоей жизни.
Он напрягается.
— Он действительно спас мне жизнь. Ему не нужно было принимать меня как своего, Зои.
— Я
— Нет. Но тогда я этого не знал.
— Точно.
— О чём ты?
Я тщательно подбираю слова. Как бы я ни ненавидела Каликса, он всё ещё отец Тагиза.
— Я говорю, что, может быть, ты чувствуешь, что тебе нужно соответствовать идеалам Каликса, просто потому, что ты чувствуешь, что ты в долгу перед ним за то, что он принял тебя к себе в детстве. Но любой порядочный человек поступил бы точно так же.
Он обдумал это.
— Ты рассказала неплохой вариант сложившейся ситуации, но это ничего не меняет. Я единственный сын своего отца. Сын, которого он выбрал. Без него и моей матери я был бы очередным лагерным сиротой, возможно, отданным родителям, которые не следили бы за моим обучением. Родителям, которые не позаботились о том, чтобы я стал сильным воином.
Я киваю, делая вид, что я приняла его ответ. Но я ничего не отпущу на тормозах. Я не сомневаюсь, что Каликс любит своего сына. Как он мог его не полюбить? Но, предложив этому напуганному, одинокому семилетнему ребенку выбор в обмен на то, что он его воспитает, он дал понять, что дом, который он ему предложил, завязан на условиях. Делай, как сказал Каликс, живи так, как он хочет, и у Тагиза будет дом.
Тагиз целует меня в лоб. Потом мою щеку. Затем он нежно касается моих губ своими, прежде чем спуститься вниз по моей шее, заставляя меня извиваться от желания, когда его тёплое дыхание щекочет раковину моего уха.
Я вздрагиваю от этого, и он издает низкий смех, когда я выгибаюсь, мои руки тянутся к нему в попытке притянуть его ближе.
Он берёт оба моих запястья одной рукой, удерживая их между нами.
— Моя очередь, — бормочет он. Он наклоняется, и его губы требуют большего, пока его язык завоёвывает мой рот. Я снова пытаюсь поднять руки, но он мягко сжимает мои запястья, давая понять, что он главный.
Его глаза темнеют, когда он медленно отстраняется, и я облизываю губы. Он издает грубое проклятье, прежде чем снова поцеловать.
Внезапно он откидывает меха, его взгляд снова впивается в моё обнажённое тело.
Мои щеки горят, а он продолжает целовать, спускаясь вниз, останавливаясь, чтобы прикоснуться носом к моей груди, его язык скользит по каждому соску, пока они оба не напрягаются и не начинают болеть, отчаянно желая большего.
— Тагиз, — стону я, и он облизывает нижнюю часть живота, прямо над лобковой костью, а затем обдувает мою кожу прохладным воздухом.
Мои бедра сжимаются.
Его рука, наконец,
Его рука сжимает меня так, будто он владеет мной, из его горла вырывается низкий рык, когда его пальцы скользят по моей мокроте, заставляя меня умолять.
— Тагиз, пожалуйста.
— Ты торопила меня прошлой ночью, маленькая целительница. Я был похож на неопытного воина, когда я потерялся в чудесах твоего тела. Теперь я могу изучить тебя как следует.
Я стону, когда он щипает мой клитор.
— Исследуй меня позже.
Он смеётся. А потом он устраивается между моих бедер, вдыхая мой запах, а мои щёки горят из-за этого. Он раздвигает мои бёдра шире, и его язык погружается в меня, заставляя меня вскрикнуть от внезапного удовольствия.
Я прижимаюсь к нему, и его руки поднимаются вверх, держа мои бедра. Он даёт понять, что всё контролирует, а я просто должна следовать за ним.
И Боже, это так сексуально.
Его язык скользит твердыми кругами по моему клитору, и я закрываю глаза, когда он вводит в меня большой палец.
— Открой глаза, — шепчет он мне. — Смотри, кто заставляет тебя чувствовать себя так, целительница.
Я приоткрываю глаза, и он вознаграждает меня ещё одной лаской, когда ещё один палец присоединяется к первому, и он поворачивает их под углом, пока не щелкнет по моей точке G.
У меня перехватывает дыхание, и я испускаю долгий стон, когда он станет проводит зубами по моему клитору, одновременно погружая в меня свои пальцы.
Я задыхаюсь.
Он ещё шире раздвигает мои бедра, двигаясь вверх по моему телу, его челюсть сжата. Я чувствую его твердость и пульсацию у себя на животе, и я мгновенно отчаянно нуждаюсь в том, чтобы он снова был внутри меня.
Он поднимает одну из моих ног, пока она не оказывается почти над его плечом, и я кричу, когда он скользит прямо в меня, не останавливаясь, пока его яйца не прижимаются ко мне. Он кажется таким большим, наполняет меня так, что я не знаю, где кончаюсь я и начинается он.
Он, не колеблясь, мгновенно входит в меня, его лобковая кость ударяет мой клитор с каждым толчком. Он слишком велик в этой позе, мои бёдра подняты так, чтобы он мог поразить все точки внутри меня, которые раньше ему не попадались. Его пальцы сжимают мой сосок, когда он втирается в мой клитор. Меня начинает трясти.
— О, боже…
Он снова смеётся, но по его сжатой челюсти видно, что он едва держит себя в руках.
Я хочу увидеть, как он потеряет контроль.
Я встречаю его толчки, и он прижимается сильнее, почти в отместку. Он сжимает мои волосы, и лёгкой боли достаточно, чтобы сойти с ума, когда он врезается в мою точку G, в то же время врезаясь в мой клитор.
Я кончаю так сильно, что вижу звезды, и я даже не могу говорить, поскольку он продолжает толкаться, немедленно отправляя меня обратно в нирвану.