От Альбиона до Ямайки

Калашников Сергей Александрович

Важнее всего был, конечно, котел. Хотелось выгнать, наконец, из нефти соляр, чтобы получить слегка вязкий мазут, который и пустить на пропитку древесины будущей мачты. А еще меня волновало отсутствие в этом времени саморезов – гвозди имеют привычку расшатываться и постепенно вылезать. Особенно это характерно для кованых, плавно сбегающих к концу на клин. А ведь в мое время разного рода трудноизвлекаемые гвозди существовали во многих видах.

Мы от полосы мягкого железа отрезали узкую кромку, которую раскатали до сечения две на две линии – пять на пять миллиметров. Порубили на одинаковые отрезки, а потом, протолкнув в пробитое в толстой плите квадратное отверстие, то, что не

вошло и выставилось наружу, одним ударом кувалды превратили в шляпку. Мягкое железо и холодным плющится. Проникающую же часть, тоже холодную, я молотком вытянул в обычный для гвоздей четырехгранный клин. Получился традиционный для этой эпохи гвоздь, неотличимый он обычного горячекованого.

Следующую заготовку из четырехгранника со шляпкой я нагрел в горне, вставил кончик в четырехгранную же дырку и скрутил вокруг оси на манер винта, только не очень круто. Самый конец вытянул на наковальне в острие, а уж потом забил в бревно получившийся слегка витой гвоздь. Выдрать его обратно оказалось решительно невозможно.

И, наконец, меня посетила идея насчет хрупкости бронзы. Наверняка в ней остались какие-то неизвестные мне примеси. Химик бы на моем месте придумал, как нахимичить, но я в этом деле тонкостей не знаю, поэтому поступил примитивно. В узкий высокий цилиндрический стакан вылил расплавленной одну из наших хрупких бронзовых шестерней и оставил этот стакан в том же горне, чтобы бронза подольше оставалась жидкой – авось расслоится. Попросил не беспокоить, чтобы случайно не перемешали встряхиванием. Ну и жар потом снижали медленно, до самого конца работы.

Утром вытряхнули из стакана бронзовый цилиндр и отрубили с каждого конца шестую часть по длине. Измерили плотности каждой части – все совпало с ожиданиями. На дне плотность получилась больше, а вверху меньше, чем посередине. Эти же действия провели с двумя оставшимися хрупкими шестернями, точно так же разделив металл каждой на три неравные части. Концевые обрубки отложили в сторону, а из серединок изготовили две новые шестерни. Так вот – они вышли не хрупкими. Разбираться с остатками нам было некогда, тем более что в верхней части может встретиться мышьяк. А тут зима навалилась с холодами, снегом и санками, в которых мы впрягали лошадей – нельзя же томить детей в закопченной кузнице, когда кругом такая красота!

Глава 14. Зима второго года обучения

Я полагал, что зимы в Англии мягкие и бесснежные, но все оказалось не совсем так. Сибирские морозы, конечно, не трещат, но и реки встают, и снега иной раз наметает по-нашенски, и холода определенно серьезные. В градусах не скажу, потому что термометрия у нас развивается в сторону высоких положительных температур – туда, где кипит нефть или плавится металл. Поначалу склепывали полоски мягкого железа и меди, но до температуры плавления этой самой меди мы наши железные тигли иногда нагревали, поэтому перешли на платину.

О степени нагрева судили по тому, насколько отгибается приклепанная к тиглю биметаллическая сборка – они все сразу делались нами одинакового размера, что давало некоторое подобие воспроизводимости показаний. То есть разницу градусов в пятьдесят улавливали, а точнее мы не интересовались. Так вот, в самые большие холода один из таких термометров вне помещения выгнулся в обратную сторону. Правда, оценить результат можно было только на глазок. На мой. Так он до двадцати градусов мороза не дотягивал – далеко не полюс холода.

Маменька стала уделять нашим ученикам некоторую толику внимания – поручила Мэри трижды в неделю проводить четвертый урок. Урок хороших манер. И сама на нем присутствовала. Обычно он совмещался с приемом пищи,

что вызывало у учащихся совершенно здоровый энтузиазм. Кстати, выдала «студентам» отрезы добротной парусины и велела, чтобы матери пошили всем штаны и тужурки. Ребята приняли более-менее однообразный вид, потому что фасон мужской одежды в этой местности сложился давным-давно.

Сонька состояла в переписке с мистером Дином, который не ленился отвечать на вопросы девятилетней девочки. Обидно было тратить время на обсуждение особенностей этих древних посудин, когда ясно, что нужно строить узкие и остроносые суда, как в мое время. Причем с моторами, чтобы паруса оставались только на всякий случай. После удачи с шестернями я в этом окончательно уверился.

Акцент процесса обучения в этом году, как и в прошлом, сместился в кузницу, где ребята формулировали перед собой вопросы, отвечать на которые мне приходилось на уроках природоведения и математики. Нередко вместо ответа я высказывал гипотезу – не всеведущ, увы. Так вот, натренировавшись в литье из чугуна неглубоких сковородок, ребята отлили и объемистый глубокий котел с плоским дном. А потом и толстенькую плоскую крышку, из которой вместо ручки по центру вверх выставился довольно широкий патрубок.

Крышку к котлу притерли хорошо – когда внутри кипела вода, пар не выходил, а подбрасывал эту самую крышку, едва внутри создавалось достаточное для этого давление. Разумеется, испытание проходило при заткнутом патрубке.

Следующей деталью был новый котел с отверстием в дне, которым он садился на наружную обниженную кромку этого достаточно широкого патрубка, центральная часть которого выставлялась выше дна верхнего котла. И закрывалась перевернутой чугунной же тарелкой, кромками плотно прилегающей ко дну, – да я воспроизвел самый узнаваемый элемент конструкции ректификационной колонны. Этот второй котел-конденсатор снова закрыли крышкой с тазообразным верхом, куда налили воду. Биметаллические термометры, приклепанные ко всем трем элементам этой сборки, позволяли грубо оценивать температуры, что давало возможность осознанно усиливать или ослаблять горение внизу, да и водичку подливать в верхний тазик.

Все это хозяйство перенесли из кузницы в каменный сарай, где наши начинающие химики Аптекарь и Гарри Смит извлекли соляр из лишенной бензина и керосина нефти, превратив ее в замечательный немного тягучий мазут – будущий пропиточный материал для корабельных или лодочных обшивок. И для будущей мачты.

Тут встала задача массового выделения из покупной бронзы и покупной меди загрязнителей, повышающих хрупкость. Отдельный горн для нагревания высоких тиглей построил мистер Смит с нашей всесторонней помощью. Но вот сами тигли требовались в большом количестве, а сгибать их из листа, который трудно катать, потому что нужен широкий, а потом его еще с многими хитростями склепывать слишком утомительно.

Из нехрупкой бронзы сделали «морковку» с толстым стержнем вместо ботвы – этакую пику с наконечником круглого сечения. Под прикрепленный к потолочной балке молот поставили железный столик с дюймовой столешницей и отверстием в центре. Над отверстием установили разогретый до желтого свечения железный цилиндр и ударили со всей силы. Пика улетела в одну сторону, а цилиндр в другую.

Пробойный элемент мы зафиксировали легко – он смещается только вниз вдоль собственной оси. А вот заготовка стремится во все стороны. Но помещать ее в стакан нелогично, потому что она должна раздаться во все стороны и разорвать этот самый стакан. На первый раз решили обойтись тремя подпорками, придавливающимися к заготовке собственным весом. Использовали для этого три булыжника, открошив молотками все лишнее.