От Альбиона до Ямайки
Шрифт:
– А как?.. – обомлела Софочка, не понимая, каким образом отцу удалось оторваться от столь стремительного преследователя.
– Наш флейт быстрее поворачивает. Каждый раз, когда он нас догонял, мы меняли галс и немного отрывались. Правда, случалось при этом и ядро получить, однако фатальных повреждений не случилось, а там и ночь наступила.
«Из таких пушек с непросверленными, то есть с не очень ровными внутри стволами, попасть даже по целому кораблю можно с дистанции от силы полкилометра, да и то почти случайно, потому что ядро внутри ствола бьется об стенки, отчего вылетает под углом в пару-тройку градусов к направлению оси, – рассудил я. – Сами пушки наводить тяжело – им порты мешают ворочать пушками хоть по вертикали, хоть по горизонтали. Разве что небольшими орудиями с верхней палубы еще можно куда-то прицелиться. Но эти мелкашки опираются на вертлюги, следовательно особо высокой кинетической энергией их выстрелы не наделены…»
«Вот! Внутренний голос! Придумай, как отогнать всяких там от папиного флейта!» – возопила Софочка в моей голове, попутно озвучивая мои измышления об артиллерии отцу.
– Умница ты моя! – расслабившийся дома Джонатан изливал на дочь всю накопленную любовь, попутно просвещая: – Полмили – это для пушки на берегу. Большие кулеврины и на милю могут. А вот в море и кабельтов – солидная дистанция. Качка. А на подумать у тебя время есть – «Агата» застряла в нашем доке до следующей весны. Повреждения, да и тимбероваться пора. Океан небрежения не прощает!
Глава 15. Про ремонт флейта
Сонька ненадолго отстала от меня с пушкой, поскольку вспомнила про работы, проводившиеся в мокром доке Ипсвича. Очень меня огорчил отказ папеньки от нашей мачты моей гениальной конструкции. А перед этим в прошлый раз перед уходом на Карибы он и керосинку не захотел на камбуз брать вместо костра в трюме. Вот полагал я про него, что он широких взглядов человек, да все равно не настолько эта широта широка.
Флейт сразу, еще в мае, загнали в просторный залив, поставили на глубоком месте к причалу, где и разгрузили вплоть до того, что с мачт сняли стеньги, не говоря о реях. Пушки оказались на флейте не только те две, которые мы видели на баке, но еще шесть двенадцатифунтовок пряталось в верхнем этаже надстройки полуюта – кормовом замке, характерном для многих типов кораблей этой эпохи. Так что папенька был готов в случае встречи с чересчур назойливым преследователем дать очень серьезный отпор, хотя численность команды позволяла обслужить только двух подобных монстров. Но больше и не требовалось – сориентированы они были попарно в стороны обоих бортов, и в направлении назад, так что больше, чем двум стволам одновременно, палить не требовалось. Собственно, второй, лишний, на мой взгляд, этаж кормовой надстройки оказался одним сплошным артиллерийским казематом с суммарным углом обстрела более ста восьмидесяти градусов. Отец был готов к тому, чтобы отстреливаться не по-детски. Унося при этом ноги.
Я почему про это знаю – Сонька за всем наблюдала, приезжая верхом по-мужски в сопровождении Мэри. О многом расспрашивала отца.
– Пап! Почему у твоего флейта на баке нет возвышения, как у других судов?
– Чтобы в свежую погоду боковые порывы ветра не приводили к рысканию.
– А при воздействии бокового ветра на такой высокий полуют судно не рыскает? – устами ребенка удивился я.
– Когда вбок толкает корму, рулевому проще парировать поперечные смещения, потому что перо руля как раз на корме и расположено, хотя надстройки вообще-то зло, они увеличивают дрейф, – встретив недоуменный взгляд дочери, отец добавил: – Судно почти никогда не движется туда, куда показывает нос. Его всегда ветром немного тянет в сторону, кроме моментов, когда дует точно сзади. Но подобное случается крайне редко. Так я про высокую кормовую надстройку. В сильную трепку, когда ураганом посрывает все паруса, корпус развернет навстречу ветру и волне. Есть шанс не перевернуться.
– А почему у кораблей и нос, и корма приподняты, а середина словно нарочно прогнута вниз? – не утерпел я и спросил о том, что давненько вызывало недоумение.
Папенька сначала призадумался, потом озадачился и, наконец, удивился. А Мэри показала на киль вытащенного на берег судна. Не нашего, а какого-то поменьше, на мою оценку – пинаса. Становой хребет его набора был заметно изогнут таким образом, что оба конца оказались немного приподняты относительно середины.
– Все бревна чуточку кривые, – пояснила свою мысль наша подружка. – А разгибать такую толщину очень трудно. Ведь для киля стараются выбрать целый брус из сплошного ствола. Но если стесать с него выпуклую вниз середину и выпуклые вверх концы, он станет тоньше и потеряет в прочности, – Марья даром, что скромница – все уроки она прилежно посещает и умеет задавать правильные вопросы. А элементарные определения из сопромата я ребятам уже давал. И она мигом сообразила, что подъем носа и кормы – следствие естественного изгиба бревна, положенного в основу прочности конструкции.
– Мне казалось, что это для того, чтобы корпус легче взбегал на волну, – почесал в затылке отец.
– Для этого нос нужно сильнее заострить, – уверенно заявила Сонька. – А корму резче заузить, – она крепко начиталась книжек про кораблестроение.
– Юная леди продолжает удивлять меня своими познаниями в весьма непростых вопросах, – раздался мужской голос. К нам незаметно подошли главный мастер здешней Ипсвичской верфи и Энтони Дин – главный строитель кораблей Гарвича. А вы, мисс, – обратился он к Мэри, – правы лишь отчасти. Эпоха килей, вытесанных из одного древесного ствола, уходит в прошлое вместе с ростом размеров кораблей. Сейчас все чаще килевой брус собирают, стягивая болтами. И тогда киль уже не загибают концами вверх.
– Сэр! – мгновенно среагировала моя хозяйка. – Позвольте представить вам моего отца и владельца этого флейта. Джонатан Корн, эсквайр. А это автор проектов самых новых линкоров сэр Энтони Дин, – некоторые формальности в данной ситуации вполне уместны.
– Меня интересует ваша составная бизань с гафельным парусам, – гость сразу обозначил свой интерес. – Узнав, что вы здесь, я не удержался от соблазна лично вас расспросить, благо тут недалеко. Как она ведет себя при маневрах?
– Значительно удобней латинского паруса, – ответил папенька. – При поворотах нет нужды расцеплять ванты, чтобы повернуть рей. К тому же ее намного проще убирать – согласитесь, когда рей не вывешивается за борта, хлопот получается меньше.
– То есть при ветре с кормы вы ее просто убираете, мистер Корн? – быстро сообразил сэр Энтони.
– Во многих случаях, – кивнул папенька. – Особенно в океане при фордевинде. Зато во время лавировки с ее помощью очень удобно покидать левентик после того, как реи обрасоплены на другой галс, – у меня просто уши повяли от этого сонмища непонятных слов. Зато Сонька обрадовалась тому, что все прекрасно поняла.
– Понимаю, – чуть подумав, кивнул мистер Дин. – При встречных ветрах гафельная бизань очень хороша. Но при попутных может сыграть злую шутку, перебросившись на другой борт, если рулевой зазевается. Поэтому, чтобы не искушать Провидение, в этих случаях вы ее убираете, – лица обоих судостроителей при упоминании Божьего промысла приняли одухотворенное выражение. Думал, они сейчас перекрестятся, но нет, просто смиренно потупили очи, как и наш папенька, да и мы с Мэри. Пуритане – народ специфический, не спешащий креститься, как это по любому случаю готовы проделать православные или католики. У этих протестантов значительно меньше показного в их веровании.
– Увы, – смиренно пожал плечами отец. – Морскому червю нет дела до парусов. Пришла пора менять подводную часть обшивки, – и вздохнул.
Взрослые продолжили разговоры о больших и важных делах, а мое сознание насильно перенесли в отгороженную деревянными стенами и земляными насыпями ложбину «мокрого» дока, которая была превращена в док сухой – при подъеме воды в заливе прилив сюда не проникал и не мешал работам. Здесь вашего покорного слугу заставили смотреть, как работники отдирают доски. Скучное это дело – наблюдать, как разгибают кончики гвоздей, прошедших через стрингеры. Или как гвоздодерами вынимают другие гвозди, которым не хватило длины пройти через толщу шпангоутов. Эти заколочены парами с наклоном навстречу друг другу, поэтому каждый приходится подцеплять под шляпку, разрушая вокруг нее достаточно прочную еще древесину обшивки. Выбивать доску силой, повреждая мясо шпангоута, нельзя – поперечные ребра сгибаются из толстых брусьев. Каждый строго индивидуально по планируемому для него месту. Это самая трудоемкая в изготовлении деталь силового набора. К тому же для их замены вообще нужно чуть ли не наполовину разбирать судно, снимая все палубы и бимсы.
– Вот незадача! – слышу я за спиной слитный вздох подошедших взрослых. – Как же они досюда добрались? – главный мастер ипсвичской верфи показал тростью на прогрызенные червями дырки в мясе форштевня.
– На этом участке присутствуют следы ремонта, – отметил сэр Энтони.
– Повредили о рифы у берегов Ямайки, когда уходили от неизвестного приватира, – вздохнул отец. – Три дня шли с пластырем, и полузатопленным камбузом, пока добрались до места, где удалось провести кренгование. Вот за эти дни, похоже, и подцепили заразу. Хотя и доски для заплаток напилили второпях из тех деревьев, что нашлись на берегу, – папенька досадливо махнул рукой. – Затягивается наш ремонт.