От альфы до омеги
Шрифт:
— Но? Где твое «но»? Переходи к главному, — попросил Рикгард.
— Да, конечно, — почему-то смутился Квинт. Рикгарду вдруг показалось, что Квинт готовил эту речь заранее, а теперь, выискивая то место, с которого следовало продолжить, он замешкался. Слишком много слов, слишком много усилий. — Понимаешь, Рикгард, суть прогресса состоит в приспособлении. Прогресс не прямая стрела. Нельзя устремляться вперед, не замечая ничего вокруг. Мир меняется. И чтобы оставаться на плаву, нужно меняться вместе с миром.
— Пропусти этот параграф.
— Хорошо. В смысле... — Квинт опять смешался. — Я что хочу
— Переходи к «но», пожалуйста.
— Но. Да-да. Но с этого дня я вынужден отстранить тебя от полевой работы.
Рикгард выпрямился, и Квинт от его резкого движения вздрогнул, словно испугался удара.
— Что это значит?
— Ты, наверное, заметил, что твой пропуск в ангары конфискован, — Квинт пожевал губами и нехотя продолжил. — С этого дня ты больше не летаешь. Из этого следует кое-что еще. Рядовые сотрудники не претендуют на жилье, и дом придется освободить. Найдешь себе новую квартиру к понедельнику? Я понимаю, что так быстро ты достойную замену не найдешь — но в этих вопросах я ничего не решаю. И, пожалуйста, не думай, что Ликвидация в тебе больше не нуждается. Тебя ждет целый спектр важнейших обязанностей в конторе. Как ты понимаешь, потребность в твоих знаниях...
Рикгард больше не слушал. Он откинулся на жесткую узкую спинку и отвернулся к окну. Солнце слепило глаза.
Они отобрали Иолу. Рикгард больше не сможет подняться в воздух, не отправится на разведку в горы, не увидит Пыльные Города и не поймает больше ни одной аномалии. Он не получит больше ни одной звезды. Никогда. Вместо этого его ждут пасьянс, бургеры из закусочной ниже по дороге и целый спектр невыносимо тоскливых отчетов для Квинта.
— Ты можешь приходить к полудню, если хочешь, — бубнил тот. — Не думаю, что пара лишних часов что-то изменит. Я и сам слишком рано сюда не спешу, так что...
— Что будет с Иолой?
— А? — Квинт моргнул, сбитый с толку.
— Я спросил, что будет с моим летательным аппаратом.
— Боюсь, что парк сократят. Сейчас я, к сожалению, не могу сказать, какие именно аппараты спишут, а какие оставят. Два-три дисколета нам понадобятся: один для планового патрулирования, второй — на случай чрезвычайных ситуаций. Но не думаю, что теперь можно говорить о сколько-нибудь чрезвычайных ситуациях...
Рикгард выдохнул. В лучшие годы в ангарах Ликвидации стояла сотня аппаратов. Теперь оставят лишь два: чтобы ставить галочку в отчетах и летать за жареной картошкой.
— Значит, от Ликвидации ничего не останется?
Квинт сморгнул.
— Ну почему же. Конечно, ликвидировать уже фактически нечего...
Рикгард наклонился к столу Квинта:
— Восемнадцать.
— Что «восемнадцать»? — не понял тот.
— Всего случилось восемнадцать Возмущений, — прошипел Рикгард, едва сдерживая ярость. — После того самого взрыва они разгорались снова и снова. Это угли, Квинт. Они тлеют, но их не затушить. Все это время Ликвидация занималась последствиями. Не причинами.
— С последнего Возмущения прошло почти пятьдесят лет, — напомнил Квинт.
— Ты помнишь про четырнадцатое? Оно случилось после тридцати лет тишины. Тридцати.
— Да, но в те времена аномалий было как грязи, — покачал головой Квинт. — Везде, даже в городе, на улицах, в домах. Их видели все, даже дети. Аномалия могла поселиться у тебя в кухонном шкафчике, под кроватью, в сливном бачке. Теперь все по-другому. Аномалии исчезли. Той опасности больше нет.
— Аномалии остались, — выплюнул Рикгард, чувствуя себя заводной игрушкой. Сколько раз он повторял эту фразу и сколько раз она встречала тупое безразличие в глазах Квинта! — Может, не в городе, но за его пределами — аномалии есть! И пока опасность не изучена до конца, не уничтожена до последней песчинки, говорить об этом твоем «мире» — полнейший абсурд!
— Не абсурд. Мы пытаемся жить, Карьер. Эмпориум, другие города, мы все пытаемся жить. А ты гоняешься за призраками. Это паранойя.
— Хочешь списать и меня вслед за Иолой — посылай в психушку.
— Никто не считает тебя сумасшедшим, — миролюбиво поднял ладонь Квинт. — Просто ты боишься фантомов. Понимаю, ты устранил не одну аномалию, твои четырнадцать значков не какой-то там пшик. Но твое время прошло. Признайся сам себе: ты просто не хочешь стареть. Не хочешь, чтобы тебя и Иолу списали. Ты прикрываешься этим страхом перед аномалиями, только чтобы не бояться собственного конца.
Он говорил это так тихо, так спокойно, с такой бессовестной мягкостью, что Рикгарда вдруг захлестнуло. Давно он не слышал от Квинта подобных душеспасительных пафосных речей, но в этот раз Квинт превзошел сам себя. Его вислые щеки подрагивали, пухлые пальцы перебирали кончики шелкового, словно намасленного галстука, осоловевшие, равнодушные глаза смотрели тупо, бессмысленно. Его конец пришел уже давно, и Квинт с ним смирился без разговоров. Теперь подавал пример и Рикгарду.
— Я ухожу.
Рикгард вскочил на ноги.
— Ты не можешь, — напомнил Квинт. — Твой контракт...
— В пекло контракты.
И вышел вон. Квинт еще что-то говорил ему в спину, но Рикгард уже не слушал.
— Счастливого замужества, — бросил он по пути Тее.
Она с удивлением приподнялась над своей конторкой, пряча на коленях модный журнал и вытягивая шею, чтобы заглянуть в распахнутую дверь кабинета Квинта. Новая сплетня обеспечена.
На улице Рикгарда встретил синто-пес. Овчаркам полагалось сидеть на постах, но эта зачем-то увязалась следом за ним. Вывалив на сторону яркий синтетический язык, она словно бы насмехалась.
— Сам дойду, — бросил Рикгард.
Собака не отставала и беззаботно трусила за ним, как будто учуяла в кармане человека угощение.
— Я сказал, отвяжись!
Не хватало еще робота-конвойного для триумфального завершения карьеры. Или Квинт боится, что Рикгард отправится в ангары и стянет Иолу? Смешно.
— Да отвяжись же ты! — гаркнул Рикгард и собрался было пнуть собаку, но пес оскалился и рявкнул.
— Не оставишь меня, да? Думаешь, я подожгу контору? Спалю ангары?
Синто-псина обнажила клыки и стала наступать, подталкивая к воротам. Рикгард вытащил из кармана ключи от служебного автомобиля и личную карту Ликвидатора. Пес гулко залаял.