От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
Турецкий посол понял свой промах и начал выкручиваться:
— Мы возражать особенно не намерены, но каждый раз купцы должны платить высокочтимой Порте деньги. Обресков тут же нашелся:
— Мореплавание и торговля должны быть утверждаемы ни на каком воздаянии. Море всем должно быть свободное, а коммерция полезная. — Эти аргументы русский посол отложил в своем сознании давно, но не было случая выговориться.
— По всякому праву, — продолжал Алексей Обресков, — на одних только реках можно делать такие запрещения, а море по естеству и есть всем свободное. — Абдула-Резак терпеливо слушал не перебивая,
Обресков сделал паузу, мимолетно взглянув на ерзавшего в кресле Абдул-Резака, который давно таращил глаза на соперника по переговорам.
— А к доводу, уважаемый Абдул-Резак, — Обресков слегка поклонился в сторону турка, — позвольте напомнить вам пример европейский, на море Балтийском. Тамошние проливы Зундские в Северный океан во владениях датских находятся и потруднее канала
Константинопольского, однако всякого рода и каждой нации суда свободным пользуются через него сообщением из одного моря в другое.
Абдул-Резак, видимо, не был готов к диалогу и ответил односложно:
— У короля датского одни порядки, а Порта живет по законам высокочтимого султана…
Переговоры в Бухаресте затягивались. Османская империя имела еще достаточно сил для сопротивления, особенно на Черном море. Абдул-Резак настойчиво возражал и протестовал о соглашении с крымским ханом, отказывался признать право России на покровительство православным в Османской империи и слышать не хотел о свободе русского судоходства через проливы.
В конце января 1773 года Обресков получил из Петербурга рескрипт, которым ему предписывалось категорически настаивать на свободе мореплавания всяких судов через проливы.
Спустя неделю турецкому послу был вручен ультиматум. Во-первых, Турция признает независимость Крыма, оставляет за Россией города Керчь, Еникале, Азов, Кинбурн. Разрушает крепость Очаков. Земля между Днепром, Южным Бугом и Днестром объявляется ничейной, «бартерной».
Во-вторых, признается Турцией свобода мореплавания «всякого рода российских судов без малейшего притеснения по всем морям без изъятия, смещающимся между областями или омывающим берега Блистательной Порты, со свободным проездом из Черного в Мраморное море, так и обратно, как и в реку Дунай. Русские купцы обладают той же свободой торговли, с теми же привилегиями и выгодой, кои дозволены другим европейским народам, наиболее с Блистательной Портою дружественными, как-то: французам, англичанам и прочим».
Если турки принимают указанные условия, то Россия готова уступить один из островов у берегов Крыма, возвратить все острова в Архипелаге, а также Молдавию и Валахию.
Долго, больше месяца раздумывали в Стамбуле над предложениями Петербурга, прежде чем пришел ответ султанского Дивана. Порта требовала вернуть все завоеванные земли, за что заплатит России 40 мешков денег — 12 миллионов рублей. Россия получает право ограниченного плавания по Черному морю. К России переходят города Керчь, Еникале, за что Россия заплатит 30 мешков денег — 9 миллионов рублей.
Русский посол Обресков с ходу отверг предложения турецкой
* * *
Обычный ледовый покров у берегов Азовского моря и в Керченском проливе сходит на нет к середине марта. Но еще задолго до этого Сенявин приказал начать вооружать суда флотилии. Теперь нет-нет да называл он подопечные морские силы флотом. И в самом деле, к весне 1773 года на Керченском рейде собралась внушительная сила. Шесть фрегатов, десяток переделанных для плавания по морю и подновленных «новоманерных» кораблей, палубные боты, полтора десятка разведывательных и транспортных судов.
Как и прежде, перед началом кампании Сенявин собрал офицеров. Такое собрание, где пояснялись цели и задачи предстоящих действий на море, знакомило всех офицеров с намерениями флагмана, проясняло, чем будут заниматься соседи ближние и дальние, наконец на нем флагман, пользуясь случаем, представлял офицеров, вновь прибывших на флотилию для прохождения службы. Чаще всего офицеры, как правило, уже знали, кто и откуда перевелся, но добрая половина знала о них понаслышке.
Первым Сенявин назвал прибывшего с Балтики, не по годам тучного, контр-адмирала Баранова, человека средних лет. Некоторые офицеры знали его по совместной службе на эскадре и отзывались о нем с похвалой. Вторым Сенявин назвал никому прежде незнакомого офицера, иностранца, принятого на русскую службу.
— С Дунайской флотилии определен к нам Адмиралтейств-коллегией флота капитан второго ранга Кинсберген Иван Генрихович, прошу любить и жаловать.
Из первого ряда приподнялся молодцеватый, тоже средних лет, но стройный, с щегольскими усиками офицер, слегка поклонился и сел.
— Для сведения в виду имейте, што службу нашу Иван Генрихович знает, четверть века с лишком в известном вам флоте голландском обретался, а как будет на деле, кампания выявит.
Сразу же Сенявин изложил цели предстоящей кампании, пояснил, кто, где и как будет противостоять неприятелю.
— Наши супротивники на дальней стороне Черного моря все еще мнят себя хозяевами всей акватории. Предстоит нам и собратьям в море Средиземном доказать, что оное суждение ложно, и показать султану, что права наши издревле остаются незыблемыми. Сенявин подошел к развешанной на стене карте:
— Генеральная задача флотилии нашей — не допустить неприятеля к берегам крымским и, упаси Бог, допустить прохода турецкой эскадры Керченским проливом в Азовское море.
Сенявин ткнул указкой в карту:
— Контр-адмиралу Баранову с одним фрегатом, четырьмя «новоманерными» кораблями и в придачу палубным ботом надлежит крейсировать от Кафы до Цемесской бухты. Там турки устроили базу свою для эскадры. Капитану первого ранга Сухотину с четырьмя же «новоманерными» кораблями закрыть наглухо пролив Керченский подле мыса Тузла. Капитану второго ранга Кинсбергену надлежит с фрегатом о тридцати двух пушек, двумя «новоманерными» кораблями и в придачу ботом «Куриер» крейсировать от Кафы вдоль крымского берега до Балаклавы, дабы обезопасить сии места от десанта турецкого. Соответственно вышесказанному все командиры получат надлежащие приказы мои и инструкции. Сенявин оперся об указку: